Макс Нарышкин - Синдром Клинтона. Моральный ущерб

Р. Пусодин, О.И. Пятько, Т.Р. Истасов…

В салоне сотовой связи МТС он пополнил счет, пока заполнял бланк, косил глаз на стенд информации и читал написанное ручками разных цветов на свободных от официальных доброжелательных сообщений местах: «Баланс хорошо пополняет белобрысая во 2 окне», «Есчесно, она и роуминг ниче так делает», «Телефон, который берет Питер из Находки, продается в 3 окне», «На х… мне труба с 65 000 цветов?»

Р. Пусодин, О.И. Пятько, Т.Р. Истасов…

Сначала он повторял это, чтобы запомнить на тот случай, если потеряет листок, потом бормотал как молитву, и вот теперь, когда рассвело, уже страдал от невозможности связать несколько слов. «Простите, вы не знаете, где здесь ближайший бар?» — эта фраза далась ему с трудом. Но прохожий понял и сразу указал на дом напротив. Там, в подвале, располагался какой-то кабачок.

Присев за стол и заказав водки, Берг полчаса отогревался. Он бы не зашел сюда, если бы не дождь на улице и промозглый ветер. Направляясь с Куртеевым, он не посчитал нужным взять плащ и теперь в легкой куртке ощущал всю прелесть нелетной погоды.

Выпив пятьдесят, он заказал еще и заставил себя съесть салат. От кофе Берг отказался. Кофе не столько бодрит, сколько взвинчивает нервы и поднимает артериальное давление. Водка тоже не гипотензивное средство, но она нервы, напротив, успокаивает. Недостаток сна на деятельность профессора не влиял. Он уже давно находился в том возрасте, когда человек твердо убежден в бессмысленности проживания трети жизни в беспамятстве.

Р. Пусодин, О.И. Пятько, Т.Р. Истасов… — как заклинание повторял он.

Почему Пусодин упомянут только с именем? Зачем Вика оставила листок не на столе, где тот сразу был бы замечен, а под столом, да еще прикрепив его таким странным образом?

Почему было сразу не написать: Пап, ищи меня там-то ?

Загадала задачку только для него? Только он один должен был понять смысл единства трех имен? Но нашел-то Куртеев, а не он…

С Троицей Рублева все ясно: Отец, Сын, Святой Дух. Как понимать эту троицу?

Настроившись на научный подход к делу, Берг потер руки и склонился над листком, рядом с которым стояла третья порция водки.

«Подумаем как Вика, — решил он. — Перво-наперво уясним для себя, что она — офисная служащая. Она думает на работе как офисная служащая, как бухгалтер. Ну, неважно, бухгалтер или не бухгалтер… Психологические черты сами по себе не определяют мышление сотрудника на работе. Убеждение социологов в том, что менеджер по продажам должен быть экстравертом, а бухгалтер непременно — интравертом, чушь несусветная… Не характерные особенности, а компетенция, интеллект управляют соображением человека на службе. Я всегда это говорил… Так что учтем бухгалтерию только в том свете, что она умеет хорошо оперировать цифрами и за каждым уравнением видеть значение… За главное возьмем тот факт, что Вика — представитель многочисленного офисного движения. Она думает как его представители, поступает в соответствии с его правилами, говорит как они…»

Берг закинул еще пятьдесят и немного успокоился. Вынув из кармана ручку и записную книжку, он стал машинально писать три слова. Пятько, Истасов, Пусодин… Лист покрывался этими тремя словами, как арабской вязью. Пятько, Истасов, Пусодин… Мысли его носились в черепной коробке, будто стая растревоженных ворон, потом выстроились в логическую цепочку, Берг вдруг выронил ручку и окаменел.

На листке записной книжки он увидел то, что не ожидал увидеть ни при каких обстоятельствах. Он увидел адрес.

Это было невероятно.

— Черт меня побери…

Он схватил рюмку, но она была пуста. Внимательный бармен поднял над стойкой бутылку «Смирновской», но профессор не обратил на это внимания. Убрав рюмку на край стола, он еще раз внимательно изучил лист. А потом в последний раз написал три фамилии.

— Немыслимо… Она с ума сошла! Истасова нет в базе данных — я сразу должен был догадаться! Она не написала бы фамилию, зная, что он не значится в Москве, то есть не предоставил подтверждающих то документов. Это не партнеры Лукашова по бизнесу. Ты понимаешь? — крикнул он бармену, розовея лицом. — Они не партнеры Лукашова!

Бармен кивнул. Он понимал. На вчерашние дрожжи — да сто пятьдесят. Он понимал.

Смахнув лист, он смял его и бросил в урну. Проходя мимо стойки, бросил двадцать долларов и, взбежав на ступени, звякнул дверным колокольчиком. Улица снова встретила его ветром и увлажнила лицо дождем. Но теперь на это он не обращал внимания. Тяжело переставляя ноги, он бежал к стоящему у обочины такси.