Макс Нарышкин - Синдром Клинтона. Моральный ущерб

Рванувшись из кресла, Куртеев смахнул со стола канцелярскую «вертушку».

И в тот момент, когда до цели оставалось каких-то полметра, Пятько без размаха отреагировал оружием.

Канцелярская «вертушка» улетела куда-то под потолок, ударившись о люстру, отлетела к двери, и в полуметре от носков туфель продюсера упали, жалобно звякнув, две стеклянные арабески. Все закончилось грохотом канцелярского набора и падением тела Куртеева.

Пятько, несмотря на очевидную победу, выглядел огорченным. Объяснить это Куртеев мог только раздумьями о том, где прятать его труп — в офисе литературных редакторов или в кондейке операторов-постановщиков.

— Ну, что мне с тобой, идиотом, теперь делать? — простонал продюсер.

Куртеев потрогал ссадину на скуле. Несмотря на растраченные в эротических баталиях силы, кое-что для незваных визитеров Пятько все-таки оставил: рана ныла и щипала.

— Нет, ты мне скажи, Пуаро херов, что мне с тобой делать? — настаивал Пятько.

— Вызвать головорезов, вывезти меня в лес и сжечь.

Пятько провел по нему рассеянным взглядом.

— Вы что, больной?

— Не об этом ли думаете? — с героическим сарказмом произнес Тихон.

Пятько попытался вытереть со лба пот. Ему мешал пистолет. Он осторожно переложил его из правой руки в левую и провел по лицу. Несмотря на то что ствол он держал направленным на Куртеева, палец его на крючок не ложился.

Дело в том, что продюсер Пятько не стрелял никогда в жизни. Более того, он представления не имел, что нужно сделать для того, чтобы пистолет выстрелил. Говорят, нужно снять какой-то предохранитель, передернуть затвор и потом нажимать на спусковой крючок. О таких продуктах нанотехнологий, как затвор, тем более предохранитель, он имел весьма смутное представление. Из перечисленных частей «вальтера» Пятько достаточно ясно представлял только спусковой крючок. Поэтому и не трогал его. Он не трогал его даже при том, что «вальтер» был принесен ему постановщиком трюков Сюркаловым как недостоверно выглядящий на экране. Сюркалов говорил, что «если только зритель увидит, что затвор с рамой представляют собой единое целое, он будет смеяться». Сюркалов говорил, что если уж использовать малобюджетную бутафорию, то лучше пойти в магазин и купить китайских игрушек. Они смотрятся более угрожающе и реально более опасны для жизни. Несмотря на все эти заверения, Пятько спусковой крючок не трогал. Хер его знает…

Тихон Куртеев, в свою очередь, не принадлежал к той части зрителей, которой опасался постановщик трюков Сюркалов. Ни Куртеев, ни Пятько в армии не служили, наградного оружия не имели, охоту не любили, а свинцовый «вальтер» выглядел вполне правдоподобно. Поэтому оба собеседника боялись, что пистолет выстрелит.

Сначала Пятько хотел вынуть из ящика нож для резки бумаги. Но стоило ему подумать о том, что нужно будет им как минимум пугать — а ножом пугать можно только с близкого расстояния, — он в сердцах задвинул ящик. Потом увидел забракованный «вальтер». «Вот смеху-то будет», — подумал Олег Иосифович и задвинул и этот ящик. В третьем ящике лежал молоток. У Пятько от ужаса дрогнули губы, он издал лошадиный храп и снова выдвинул средний ящик, с «вальтером».

Если бы все это Куртеев знал наверняка или хотя бы предчувствовал, то вопрос о том, что с ним теперь делать, звучал бы для него по-другому.

— Послушайте, Куртеев, или как вас там, — заговорил Пятько, — давайте договоримся так. Вы при мне сейчас уничтожаете файл с этим вашим режиссерским дебютом на мобильнике, а я выпускаю вас отсюда живым. И не будет никакой пороховой гари, этого кисловато-сладкого запашка, не будет хлещущей на пол, пахнущей сыростью крови, ваших стеклянных глаз… — Провернув это реалити-шоу как и положено продюсеру, проникновенно, Пятько почувствовал себя нехорошо. Добравшись до стола, он пошарил рукой и нащупал пузырек с корвалолом. — Поверьте, мне бояться нечего… Одним больше, одним меньше… У меня руки по локоть в крови, поэтому будьте благоразумны. Швырните-ка мне вон ту бутылку «Бонаквы» с диванчика… Только без размаха, иначе я за себя не отвечаю.

Что-то неестественное, что-то неправдивое слышал Тихон в голосе Пятько. Вот этот корвалол, выпростанный в литровую бутылку воды, этот нервный тик левого продюсерского глаза — все было каким-то фальшивым, как диалог Гены Букина с детьми. Однако рука, сжимающая пистолет, выглядела натурально. Но указательный палец, благоразумно положенный продюсером на скобу, — он, в свою очередь, свидетельствовал о том, что Пятько сам не прочь избежать радикальных мер. Однако в этой комнате, как ни крути, был только один дипломированный конфликтолог, и Куртеев, поморщившись от саднящей боли, прокашлялся.