Макс Нарышкин - Privatизерша

Посидев в машине еще минут десять, он посмотрел на часы. Сердиться и переживать нельзя. Можно испортить все дело. И без того в голове мысли, неприятные богу.

Путину, тому проще. Он в машине слушает диски с рассказами Ключевского по истории. Наверное, это интересно.

«Надо будет купить», — подумал он.

Еще говорят, одна девочка за год езды по дорогам Москвы выучила испанский. Проблемы были с падежами, но она поправила ситуацию, переехав в Мадрид на ПМЖ. Теперь говорит как чистокровная испанка.

Можно было выйти на улицу и размяться, но не в этот раз. Между машинами можно было пройти, но открыть дверь, для того чтобы встать на ноги, — это являлось уже чем-то из области фантастики.

Это была пробка. Глухая, безнадежная, как зимняя тоска. И сколько еще стоять вот так, на съезде на Боровское шоссе, не знал никто.

Опустив стекло, чтобы покурить, он тут же его поднял. Это будет не курение, а токсикомания. В отсутствие ветра над пробкой стоял угарный туман, так что это было бы уже не табакокурение, а фактическое отравление свинцом, фосфором и прочей мерзотиной, что вылетает из выхлопной трубы.

И в этот момент он увидел ее.

Женщина лет сорока, протискиваясь между машинами, склонялась к каждому из оказывающихся рядом с нею окон и что-то то ли говорила, то ли кричала. Последнее вернее, потому что всякий раз, когда она начинала открывать рот, на шее ее вспухали вены, а лицо кривилось от ужаса. Так милостыню не просят, да и какой дурак — в данном случае дура, — выйдет на МКАД за подаянием?

Он дождался, когда женщина приблизится, и опустил стекло.

— Господи боже, — прокричала она, — скажите же, что хотя бы вы врач!..

Немного неровная постановка вопроса его не смутила. Когда люди оказываются в беде, им не до красноречия Плевако.

— Что случилось?

— Вы — врач?!

— Лучше скажите, что случилось?

— У нас в машине рожает женщина! Доктор, я гарантирую, что вам будет выплачена та сумма, которую вы назовете!.. И пусть ваша фантазия не будет знать границ! Но если вы доктор, то ради бога, — я заклинаю вас, — ради бога, покиньте эту вашу проклятую машину и пойдемте со мной! Но только скажите перед этим, что вы — врач!..

Подумав, он посмотрел на женщину. Не послал ли ему кто-то ее оттуда, чтобы заранее поправить его планы и придать им благообразный вид?

Он нажал кнопку на панели, и на крыше кузова поползла назад крышка люка. Вынув ключи, — в машине не оставалось больше ничего ценного, — он, держась за левый бок, осторожно выбрался на крышу. А потом так же внимательно, чтобы не поцарапать стоящий рядом «Лексус», скользнул по двери. Стоять между машинами можно было только боком.

— Воды отошли? — спросил он, и женщина обмякла, и глаза ее увлажнились. Она не верила, что нашла того, кого искала.

— Четыре часа назад еще…

— В ваших головах есть хотя бы капля разумного? — проворчал он, приставными шагами пробираясь вперед. — Как вы могли тут оказаться? Территория, которую обслуживает роддом, не может делиться МКАД!.. Простите, пожалуйста… Я сейчас поправлю зеркало… Какого дьявола вас сюда вынесло?

Подумав, как пройти между двумя машинами, сошедшимися передними крыльями почти впритык, он оперся на них руками и перепрыгнул. Через мгновение женщина, которая была не в состоянии проявлять такие чудеса акробатики, а поэтому обошедшая один из автомобилей, снова оказалась впереди него.

— Роженица у нас необычная, — объяснила она. — Ей нужно было в тот роддом, в который ей захотелось. Вы не волнуйтесь, вы получите такой гонорар, какой заявите…

Он поморщился и продолжил путь. Увидев стоящий в сотне метров впереди черный микроавтобус «Вито», он показал на него рукой:

— Там?

Она кивнула…

Забравшись в салон через кресло пассажира, который был к нему так внимателен, что первое время даже не хотел его пускать, он оценил обстановку.

В салоне, на кожаном мягком диване, лежала женщина. Лицо ее было искажено муками страдания, она плакала и изредка, когда была нужда, покрикивала.

— Когда начались схватки?

— Два часа назад, — ответила забравшаяся вслед за ним женщина.

«Она может родить сейчас, а может через сутки», — с досадой подумал он. Раздумывая, как поступить, он посмотрел в лицо женщины. Даже сейчас, в предродовых муках, оно было прекрасно. Сорокалетняя будущая мама сохранила неповторимую девическую свежесть, и, если бы не едва заметные морщины на шее — предатели женщин всех времен и народов, — он принял бы ее за тридцатилетнюю.