Макс Нарышкин - Про зло и бабло

Игла впилась в плечо моего босса, и он еще до того, как Старостин отошел от него, выгнулся дугой и закричал…

Я смотрел на муки своего подельника, стараясь не пропустить ни единой судороги. Через некоторое время игла корпоративного наказания войдет в меня, и мне хотелось быть готовым к тому, что чувствовал сейчас он. Пена валила из его рта, радужные оболочки съехали куда-то в сторону, так что глаза выглядели как два бельма. Он кричал что-то нечленораздельное, извивался всем телом, и испытал бы, наверное, невероятное облегчение, если бы был развязан. Выгнись он колесом, ему было бы куда лучше…

Вдоволь насладившись зрелищем, Старостин щелкнул пальцами, распухшими от хорошей жизни и ставшими похожими на сардельки, и в его руку лег новый шприц. Я стал беспокоиться, не задержался ли Сергей Олегович с антидотом. Пока тот войдет в кровь, пока нейтрализует отраву…

Через минуту мой спутник, мокрый от пота, обезвоженный и одуревший, сидел на стуле и стонал, как компьютер со сломанным вентилятором.

— Вы увидели, что чувствует человек, пораженный раком. Такие же боли вы стали бы ощущать через месяц.

— Это что, лекция по общей медицине?

Молчанов усмехнулся, Старостин, надев очки, посмотрел на меня пристальным взглядом.

— Боитесь, оттого и дерзите?

Я проглотил слюну. Старостин очень правильно угадал мое состояние.

— Говорят, — оттягивая момент укола, прохрипел я, — боятся, когда ненавидят. Готов поспорить с этим утверждением, однако если оно верно, то я вас действительно боюсь.

Покусав нижнюю губу — и я не сомневался, что он обдумывает, чем еще помимо своей отравы усилить мою боль — Старостин обернулся и кивнул Молчанову. На лицо начальника СБ заползла хориная улыбка, он поднялся и вышел вон.

— Инъекцию от руки врага… Я ведь враг вам?

Я кивнул.

— Инъекцию от руки врага вы примете, как должное. Но интересно будет посмотреть, как вы будете выглядеть, когда иголочку вам вставит близкий человек…

Подняв глаза, которые уже заливал пот, я увидел…

Она вошла, глядя перед собой просто и непринужденно. Так входят в палаты медсестры. Приблизившись, она наклонилась и убрала мне взмокшую прядь за ухо. Она была одета в тот костюм, что я купил ей в «Третьяковке»: шикарные пиджак и брюки от Версаче.

— Почему ты ушел? — шептала она, и я чувствовал, как сладко пахнут ее губы. — И ты, кажется, не удивлен? Прости, но это работа. Риммочка не в штате, но я, извини, сотрудница с безупречной репутацией.

Я рассмеялся, чувствуя, что мне нехорошо уже просто от того, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди.

— Вот же сука-любовь… — я смеялся, потому что мне было на самом деле смешно. — Черт знает, что сказать тебе… Все как в дурном сне. Так вот, значит, каких салатов ты переела…

— Рак, Герман, это рак, — успокоила меня она. — На тот момент у меня было в копилке сто двадцать тысяч. Сейчас мы расстанемся, и у меня будет двести. Я хочу жить сильнее, чем ты, милый… И вот ведь в чем вся прелесть нашего с тобой общения… Окажись ты правильным парнем и выбери между мною и жаждой правды, мне бы еще долго пришлось ждать пополнения счета. И кто знает, успела ли бы я…

— Восемьдесят тысяч за иуцию… — пробормотал я и посмотрел на начальника юротдела. — Ты был прав. При таких окладах персоналу маржа невелика!

— Я тебе ничего не говорил!..

Я с изумлением и еще пристальнее посмотрел на него. Это был уже не тот правдолюб. Один укол — и передо мной на стуле сидит совершенно другой человек. Показалось мне или это было на самом деле так, но он и внешне, кажется, изменился.

— Ну что, Старостин… — дотянувшись зубами до вздыбленного рукава рубашки, я рванул его и обнажил плечо. — Приступай к оптимизации.

Ирине очень не нравилось мое поведение. Гораздо легче ей было бы сейчас казнить человека, с которым прожила полгода, если бы он оказался мразью. Другого способа наказать эту женщину я не знаю.

— Коли, коли, Иринка, — разрешил я, глядя на сияющее искоркой острие иглы. — То, что ты увидишь, далеко не те оргазмы, которые я испытывал, но, согласись, и ты не эта «клубничка»… За последние две недели я дважды получил невероятный кайф. Это трах с Риммочкой у сортира и участие в разрушении этой Приблуды, — я посмотрел на машину. — Доктор Старостин, неужели нельзя никак исправить?

— Вводи! — взревел он и побагровел явно не от удовольствия…

Я пропущу пару абзацев. Мне не хочется, чтобы кто-то стал свидетелем тому, что со мной происходило. Это очень неприятное зрелище… Хуже мне не было никогда. Пусть это умрет вместе со мной, а для красного словца я скажу лишь, что это были страницы книги моей жизни, вырванные рукой времени и позабытые. Быть может, потом, спустя годы, когда мне посчастливится встретиться с теми, кто был участником этих событий, мне удастся вставить чистые листы и со слов очевидцев реконструировать прошлое… Я пришел в себя, когда часы на стене показывали пять минут четвертого. Мое удовольствие Старостин продлил на час больше, чем…