Макс Нарышкин - Про зло и бабло

— Это неважно. Где Молчанов?

— Какой Молчанов? — существо натянуло брюки, чтобы обрести независимость, и принялось за рубашку. В кухне я обнаружил коварно блестящую теплую на ощупь сковороду, убедившую меня, что на ней совсем недавно были пожарены яйца. Мне почему-то подумалось — «одно яйцо». Больше он ни за что бы не потянул.

— Такой большой, около ста девяносто сантиметров и не менее ста десяти килограммов. Профессионал в области гончарного искусства начала второго тысячелетия. В свободное от склеивания черепков время он подрабатывает начальником СБ СОС.

— Я вас не понимаю…

Усевшись на стол, я свесил ноги и стал болтать ими как второгодник.

— Сейчас я заберу у тебя ингалятор и врежу в грудину. Тогда поймешь.

На лестничной клетке раздался какой-то шум, сердце мое учащенно забилось, а в глазах астматика засветилась надежда. Но шум стал удаляться, а вскоре затих и вовсе. Глаза лифтера Менялова погасли, и на них влагой выступила тревога.

— Чья это квартира, приятель? Только не говори, что Молчанова, а тебя он подрядил хомяков кормить. Для этого не обязательно раздеваться до трусов. Если ты, конечно, хомяков только кормишь…

Я устал слушать молчание. Мой новый друг уже не страдал удушьем, и это молчание было следствием не приступа, а невообразимой упрямости.

— Как хомячки чистят свои шкурки? Отвечать, быстро!

Менялов вздрогнул и не успел переключиться.

— Они вылизывают себя и друг друга…

Не дождавшись ответа, я направился в ванную и вернулся оттуда с лаком для волос. Я знал наверняка, что он там. Человек, зарабатывающий восемьсот долларов в месяц, дома имеет вид снятого с креста мученика, а на службе имеет прилизанный вид того, кто на кресты вешает. При этом гель для него слишком дорог — за работу с крестами платят, по обыкновению, немного, а потому приходится пользоваться более доступными средствами. Им оказался лак «Прелесть», на другое, впрочем, я и не рассчитывал. Было бы несерьезно надеяться встретить в этой квратире Taft «Три погоды» или что-то в этом роде.

Отщелкнув пальцем крышку, я потряс баллон и занес его над клеткой.

— Вы сумасшедший?! — он бросился ко мне, но, посчитав, что жизнь сорока хомяков все-таки дешевле одной его жизни, остановился на полпути.

— Я жду ответа на свои вопросы, иначе хомячки начнут вылизывать себя и друг друга.

— Что вы хотите узнать?!

— Что здесь делал Молчанов полтора часа назад — это первый вопрос.

— Мне дали жить в этой квартире… Они хорошие люди… — лживые глазки забегали, как шары в «Спортлото». — Это фирмы жилье… Как работнику… СОС платит…

Все понятно. «Кура жареная, подается с гречей». Деревня Свистуново Тульской губернии. Если этого малого взяли в СОС благодаря каким-то его индивидуальным качествам, то не интеллектуальным, это очевидно.

— У вас здесь что, общежитие?

Не отрывая взгляда от моего пальца, лежащего на распылителе, как на спусковом крючке, лифтер неровно заговорил:

— Здесь я живу! Молчанов только приходит… Чтобы никаких женщин не было! Он следит…

— В смысле, чтобы ты не приводил женщин? — сомневаясь, уточнил я.

— Именно.

— Но ты, видимо, приводишь, и доверия к тебе никакого, поскольку Молчанов здесь постоянный гость?

— Я не нарушаю инструкций! Я не нарушаю свода правил! Я исполнительный человек, так и передайте!

Удивление заставило меня свести брови. Кажется, лифтер имеет мнение, что я послан для его проверки на вшивость.

— Кто у тебя в соседях, Менялов?

— Ничего не скажу! Внутренняя инструкция запрещает разговаривать с неуполномоченными людьми!..

Мой палец сорвался и в квартире раздалось зловещее: «Пшик…» Прозвучало тихо, но лифтер заревел, как лось в брачный период.

— Вы убиваете жизнь! Вы хуже… — и он замолчал, сообразив, что в запале начинает говорить лишнее. — Вы хуже Гитлера.

Всех он делит на хороших людей (СОС) и Гитлера. Я поморщился, потому что понял всю глубину своей ошибки. Мне следовало догадаться сразу. Сорок хомяков, «хорошие люди», залитые «Прелестью» волосы, ступор в глазах, Гитлер, истерика… Я разговариваю с ненормальным и своим поведением усугубляю ситуацию, рискуя стать свидетелем судорог или чего похуже.

— Я был здесь чуть больше полутора часов назад, — другим тоном произнес я и надел на аэрозоль колпачок. — Мы разговаривали в этой квартире с Молчановым. Я просил его не делать этого, но он взял одного хомячка и раздавил ему сердце. Он хороший человек?