Макс Нарышкин - Про зло и бабло

English fluent — обязательное требование для принимаемого на работу менеджера. HR-департамент (он же просто «эйчар»), а не отдел кадров, salary, а не жалованье. В рекомендациях собранию Старостин сказал обо мне следующее: «Смартный молодой человек с брайтным знанием права». Клянусь мамой, мне не сразу пришло в голову соотнести сие со smart и bright.

Корпоративный сленг помогает менеджеру идентифицировать себя как «сосовца» (так в СОС называют своих коллег), «марсианина» (так именуют себя менеджеры Mars) или как элемент «системы» («система» на языке сотрудников — Coca-Cola). Практика корпоративного dress-code и культивация сленга — явление нормальное и менять что-то никто не собирается. Хочешь зарабатывать бабло — изволь говорить правильно. То есть корпоративно.

И я быстро стал понимать. За неделю.

Неделю после описанных выше событий меня неотступно преследовало чувство, что я не один. Начальник юротдела все не появлялся, Володю депортировали на восьмой этаж, камера не в счет, и при всем при этом я каждым квадратным сантиметром кожи ощущал чье-то присутствие. Ни разу не шевельнулась штора у окна, разве что от сквозняка, ни разу, открыв резко дверь, я не обнаружил согбенного типа, которого послали подсматривать, а он решил подслушивать, я читал, выписывал, созванивался, но все время меня не покидало чувство, что я в опасности.

С одной стороны, беспокоиться нечего. Я не онанирую под столом, поглядывая через прозрачную стену на проходящих мимо красоток, не курю марихуану и не жарюсь шприцем. Алкоголь за исключением особых случаев меня не прельщает, и скабрезных разговоров по телефону я не веду. Так что обстоятельства, которые в широком смысле трактуются как компрометирующие, мне никоим образом не угрожали. Дома тоже все было тихо и спокойно. По вечерам, вернувшись с работы, мы смотрели с Иринкой фильмы по DVD, планировали будущую жизнь и делились ощущениями. Я — о новом месте службы, она — о старом, при этом постоянно почему-то получалось, что мы говорили об одних и тех же вещах и событиях, что давало основания полагать, что у меня в связи с устройством в СОС проявляются признаки дежавю.

Быть может, причиной тому были встречи с начальником службы безопасности Молчановым. Он то ли по наитию, то ли в силу профессиональной необходимости быть пораженным бредом преследования, бросал на меня при каждой встрече такие взгляды, что даже мне, дитю начала восьмидесятых, хотелось отвернуться. Этот сорокапятилетний громила, я знаю, был уволен из какой-то структуры какой-то спецслужбы, и все говорят, что на пенсию. Но верить снующим по офисам СОС типам все равно что искать у змеи ноги, и если все говорят, что Молчанов был уволен на пенсию, можно процентов на восемьдесят быть уверенным в том, что уволен он был, но не на пенсию. Несколько раз по долгу службы я вынужден был входить в его офис, и впечатления оттуда я уносил, признаться, не самые приятные. Людей в этом огромном офисе, единственном из всех офисов компании с непрозрачными стенами, было всегда много, и никто из них не внушал мне доверия. Справедливости ради нужно заметить, что и при моем появлении лица всех присутствующих в офисе Молчанова напрягались так, словно их хозяев брали за мошонку. Я входил, делал дела, сам смотрел по сторонам, и во мне все крепче обрастал корой росток убеждения, что в офисе этом, как и на том свете, можно встретить и убийцу, и убитого одновременно.

Чуть ниже основных потоков слухов носились слухи о том, что Молчанов вовсе и не из спецслужбы, что он рожденный в западной, закрытой территории СОС репликант какого-то нобелевского лауреата, что взглядом Молчанов двигает стаканы и, как Распутин, может склонить к нездоровому сексу любую сотрудницу. Низовые слухи распространялись быстрее верховых, поэтому, верно, девицы и ходили по стенке, когда навстречу им по широкому коридору шагал Молчанов. Нездоровым сексом от Молчанова меня не испугать, ибо хорошего юриста, как известно, голыми руками не возьмешь, но какую-то частицу правды в этих враках я чувствовал, потому что всякий раз, когда Молчанов устремлял в мою сторону взгляд, во мне начинали бороться два желания: ударить его чем-нибудь по голове или незаметно уйти.

Получая пояснения в одном департаменте, я переходил в другой, потом двигался к Молчанову, от него — к себе, я находился в постоянном движении, и постепенно передо мной вырисовывался весь масштаб деятельности СОС. Он потрясал и напрягал. Как невозможно здоровым мозгом представить себе бесконечность, так нереально очертить границы могущества СОС. За каких-то десять лет существования из небольшого ООО компания превратилась в монстра, пожирающего все вокруг себя. Из-за масштабов распространения и нехватки времени на то, чтобы замечать на фоне глобального частности, возникали и неурядицы. Дважды я натыкался в бумагах на очевидные откровения, могущие стать добычей налоговиков, и дважды предупреждал об этом Старостина, который в отсутствие моего непосредственного начальника велел обращаться напрямую к нему. Розовея и качая головой от удовольствия — я полагаю, что удовольствие он получал от моей работы, — он вызывал к себе финансистов и разносил тех в пух и прах. А в последний раз и вовсе произошли события, поднявшие мой авторитет до фактически недосягаемых высот.