Макс Нарышкин - ИМ ХОчется этого всегда

Когда спиртное опустилось вниз, а после поднялось парами вверх и увлажнило жизнью мои пересохшие от потрясений глаза, я почувствовал себя способным рассуждать.

Три темы для меня были ясны, словно я был их автором.

Коломиец не мог звонить Гейфингеру вечером ни в первый раз, ни во второй, через двенадцать минут. К тому времени он уже шесть или семь часов был мертв. Таким образом, само понятие «группа Коломийца» приходится признать несостоятельным. Если Саша что-то и мутил в моей компании, то не в этот раз. Это значит, что если он и передавал информацию Гейфингеру, то не руководил бригадой, решившей связаться с «Джейсон бразерс», чтобы погубить мой бизнес. Звонил детективу кто-то другой, и я точно знаю, кто звонил во второй раз. У детективов есть одна особенность, без которой они, будучи детективами, будут не процветать, а ходить вечно голодными и злыми. Они способны подмечать важные частности среди лавы информации. И если Гейфингер сказал мне по телефону, что голос и умение рассуждать Коломийца, позвонившего в первый раз, отличались от голоса и умения говорить Коломийца, позвонившего спустя четверть часа, то у меня нет видимых причин детективу не верить.

Рональд Гейфингер был весьма способным детективом. Его слух быстро вычислил неестественные способности Лукина выражаться замысловато и серо. Я думаю, что детектив обратил на это внимание еще и потому, что первый звонок отличался эмоциональными красками и спешкой. На его фоне нельзя не удивиться рассудительности Лукина. Но я-то знаю, что если Вите Лукину что-то втолковать, он тут же начинает говорить внятно. До такой степени внятно, что становится даже противно.

Лично я представляю себе так схему его последних разговоров с Гейфингером. Кто бы ни был тот, по чьему указанию он звонил, он выслушал первый разговор Лукина с детективом и сказал Вите: «Лукин, у тебя все дома? Тебя о чем просили? А ты что говорил?» — и двенадцать минут этот неизвестный потратил на то, чтобы талантливому менеджеру по продажам Лукину объяснить простые истины. После того, как до Лукина дошло, он заговорил уже понятно и напыщенно. «Принять как факт» и т. д…

Я вынул из кармана телефон и посмотрел на него так, как смотрел, наверное, папа по фамилии Морозов на своего сына по имени Павлик. При нынешнем развитии электроники и серьезности намерений людей, взявшихся соединить мою компанию с «Джейсон бразерс» и выхлопотать тем самым теплое место, прослушивать мой телефон не составляет никакого труда. Остается только вспомнить, с кем и о чем я разговаривал еще по своей трубке. Ничего не припоминалось, и я залил в себя еще пятьдесят граммов.

Но что мне не успел рассказать Гейфингер?

Я думаю, что если бы я успел на встречу и прижал его, он добровольно отдал бы мне то, что кто-то вырвал из него пытками. Что же это было, черт возьми, если детектив сломался аж на четвертом пальце?..

Теперь не стоит мучить себя вопросами. Гейфингер не встанет и не заговорит. Связать его труп и труп его секретарши с делами в «Глобал» никто не сможет. Доказательства унесены — я видел открытый сейф, и никто не знает, что это он качал информацию.

И, наконец, третье.

Сделав дело, товарищи теперь подчищают помарки. Результат такого подчищения до сих пор перед моими глазами — два трупа в море крови. Это те, кто мог хоть что-то сказать. Их держали на контроле и оставляли им жизнь до тех пор, пока не стало ясно, что я вышел на детектива. И его тут же убрали. Но это был второй эпизод. Первый случился на лестнице между этажами. Через десять минут после того, как Коломиец сказал Гроссу, что собирается идти ко мне с разоблачением Факина, он умер. Его прирезали.

Сквозь паутину уже случившихся после смерти Коломийца событий я стал вспоминать разговор как единственную возможность разыскать какую-то зацепку. Совсем недавно я имел не зацепку, а целый информативный поток в виде Гейфингера. Но его мне перекрыли, и сделано это было с тем усердием, которое было ориентировано, несомненно, на то, чтобы я понял, насколько плохи мои дела. Кто знает, не соберу ли я после визита к детективу чемодан, не плюну на компанию и не умчусь в Англию с ониксовыми ваннами, довольствуясь тем, что у меня пока не отобрали, — сотней миллионов на счету в «Бэнк оф Нью-Йорк»? Для покусившихся на мой бизнес плохих парней это был бы идеальный исход. После моего исчезновения можно было смело травить меня Генпрокуратурой, заведомо зная, что та меня из туманного Альбиона не вытащит никоим образом, и делать с «Глобал» все что заблагорассудится.