Макс Нарышкин - ИМ ХОчется этого всегда

— Вот таких президентов персонал обычно атакует и уничтожает. Я просто уверен в том, что ты уже давно бы командовал московской милицией, если бы в тебе было хоть чуть-чуть от руководителя. Но твое место среди стафа.

Не обращая внимания на мои слова, угрюмый уселся на место. Но кое-что его все-таки зацепило.

— Среди чего?

— Среди — «кого», а не «чего». Персонала низшего звена. Андроидов, которые функционируют только в рамках заложенной в них программы, — объяснять второе значение слова «стаф» — «отребье, хлам», я не стал, — и не склонны к творчеству. Ты делаешь, не объясняя, почему ты делаешь это именно сейчас и зачем это нужно вообще. Поэтому я тебя не понимаю. И когда между нами возникает конфликт, ты считаешь, что виной тому являюсь я. Между тем вам, входя в мою квартиру, всего лишь стоило извиниться и сделать то же самое, но с моего разрешения. И конфликт был бы улажен, поскольку не в моих интересах было вам отказывать — это же очевидно. Точно по такому же сценарию вы пытаетесь искать убийцу Коломийца. Но как вы его найдете, если его смерть — результат его профессиональной деятельности, а вы отказываетесь вникать в смысл корпоративных отношений? За одну минуту я продемонстрировал вам, что случается в компании, когда одни требуют, не опускаясь до объяснений, а вторые сознательно идут на конфликт, поскольку им есть что терять.

Следователь не без интереса посмотрел на меня, и я понял, что он не прочь послушать. Спиртное гуляло во мне, вдохновляло, и я был не против поболтать.

— «Сиди и говори», — пришли и сказали мне вы. «Не пей», — сказали. «Выключи музыку». А с какого чуя я должен в собственной квартире исполнять распоряжения каких-то лузеров, у которых штаны на заднице лоснятся и нагрудные карманы у пиджаков провисшие, словно они в них стаканы совали? Хотя бы и из прокуратуры…

— Полегче на поворотах, — побагровев, посоветовал угрюмый.

— А я и не думал сворачивать. Если бы я не хотел, чтобы нашли Сашкиного убийцу, я бы с вами вообще не разговаривал. И что бы вы мне сделали?.. Я знаю об убийстве не больше, чем моя техничка тетя Даша. Но она не объяснит вам того, что могу объяснить я. Сейчас мы с вами на равных. Я не ваш президент, а вы не мои начальники. Но история заставила нас общаться. Точно так же происходит и в офисе. Равнозначные должности занимают разнохарактерные люди, не подчиненные друг другу. И с этого момента они обязаны доказывать руководителю корпорации, что лучший он, а не другой. Конфликт неизбежен. Каждый хочет получать большую, чем другой, зарплату, лишние привилегии. Достигнуть этого можно двумя способами: работать на совесть и доказывать право на бонусы трудом, и другой способ — создавать помехи сопернику искусственно. Я, президент, понимаю это, и для того чтобы у этих двоих оставалось как можно меньше времени для создания искусственных препятствий другому, загружаю их работой по самые уши. Им некогда интриговать, потому что если заняться интригой, то упустишь фронт работ, а бонусы я выделяю лишь по результатам труда. Но рано или поздно приходит момент, когда вожжи ослабевают. Я не могу уследить за всеми. И тогда начинается моббинг.

У бара я налил себе еще.

— Мне, менеджеру Лисину, не нравится менеджер Иванов. И я делаю так, чтобы он выглядел некрасиво. Иванов только что стоял у двери и извинялся перед соседями за свинство. Он объяснялся, значит, он виноват. Раз попал… Потом я привел Иванова к тому, что он вынужден был проговориться о «Паркере», после чего я пошел к президенту компании и продемонстрировал ему десять «Паркеров» в качестве доказательства своей невиновности. Тему инициировал Иванов, значит, он виноват. Второй раз попал… В итоге Иванова никто не любит. Следователь, конечно, не президент, да и Иванов не менеджер… хотя и похож… но вам не трудно представить, что подумает об Иванове настоящий президент, если увидит гору «Паркеров» на своем столе и поймет, что Иванов в его компании мутит воду. Но больше всего президенту не понравится, что Иванов постоянно лезет с инициативами, которые президент был бы не против выдать за свои идеи, но в свое время . И третий раз попал… И бедный Иванов, который по сути абсолютно прав! — он резонно предъявлял мне претензии в виде отпечатков пальцев, и который к громкой музыке не имеет никакого отношения, оказывается в заднице! Повышение ему не светит, с коллегами у него отношения разлажены, и ему гадят все кому не лень. И тогда в нем закипает справедливый гнев. Он понимает, что честными способами соперничать с Лисиным невозможно, и он начинает мыслить аморально…. Вы, вообще, догоняете, о чем я сейчас толкую?