Макс Нарышкин - ИМ ХОчется этого всегда

— Факин предлагает… В общем, я обдумал и решился высказать вам одну дерзкую, но, как мне кажется, перспективную идею… Игорь Игоревич, нам нужно закрыть все фирменные магазины «Глобал», избавившись от них, как от балласта, и увеличить объемы продукции, передаваемые на консигнацию…

И в этот момент в коридоре раздался истерический женский крик.

Последний раз я такой слышал четыре года назад в Египте, когда жена одного парня из «РАО ЕЭС» наступила на морского ежа.

Моя рука, давящая окурок в пепельнице, замерла.

Я машинально посмотрел на часы…

— Лукин, вы высказываете мне эту мысль вслух, зная, что фактически находитесь на испытательном сроке, могущем гарантировать вам место начальника отдела продаж?

Изумление мое было столь велико, что горячий пепел жег мои пальцы, а я заметил это только тогда, когда Лукин ответил:

— Я осознаю этот риск.

И только в этот момент я почувствовал острую боль.

Через минуту мне станет куда больнее, но я еще не знал об этом…

— …Игорь, — тихо позвала Женя. — Простите, что снова прерываю вас. Но я только что посмотрела на часы и поняла, что через четверть часа за вами придут. Мне бы хотелось закончить этот день логично. А логичным будет ваш рассказ об одном человеке. Вы многократно назвали фамилию «Факин», но я до сих пор ничего конкретного о нем не услышала. Между тем для меня уже очевидно, что он играет не последнюю роль в этой истории. — Я как раз собирался это сделать. — Лисин улыбнулся, и Женя поняла, что он не обманывает ее, будучи застигнутым врасплох и уличенным в непоследовательности. — Самое время говорить об этом человеке как об отдельном герое.

Так все-таки, ху из мистер Факин?

Откуда он взялся?

Я не знаю откуда, но знаю как.

У него уже тогда с документами было не все в порядке, я так думаю, что их у него вообще не было, а если и были, то такие, что лучше бы уж их у него действительно не было. Он пришел, когда за окнами расплывался лужами апрель, а в распахнутые настежь окна кабинетов проникал, словно вор, сочный, пахнущий ландышами воздух. Но стоило только выйти из кабинета в коридор, как становилось ясно, что зима еще в силе — свет горел даже днем, и офис был по-прежнему пропитан скучным запахом дешевых духов девочек-побегушек из числа рядового персонала. Через неделю техперсонал перейдет с искусственной вентиляции на естественную, и ветер вышибет из коридора застоявшийся и порядком подкисший букет контрафактных «Инсоленс», «Кензо Амур» и прочего, что через десять минут после нанесения на кожу пахнет, как средство против гнуса. Офис посвежеет, и это будет первым признаком того, что пришла весна.

В глазах его царила бесшабашная уверенность, хорошо маскирующая легкое волнение, он держал, словно для подачи на подпись, какие-то бумаги. Факин стоял и мялся у двери, словно был целкой-практиканткой, принесшей миску щей привезенному из сумасшедшего дома для опытов и теперь привязанному на хлипкую цепь извращенцу. Между тем за президентом «Глобал» Лисиным фактов кровавых разборок не помнилось, в дугу гнул — было дело, но с чего бы это ему понадобилось рвать в клочья только что прибывшего для собеседования новичка, которого и не видел-то до этого ни разу?.. Я смотрел на этого паренька с затравленным взглядом и понимал, что он в этой компании — не жилец. И, словно доказывая, что мир наш противоречив и подчас не поддается логике, как-то сразу в меня заползла и неприязнь. Кто он, откуда, зачем здесь? А не для того ли прибыл, чтобы меня перевели из теплого офиса в тьмутаракань, освободив мое кресло под эту мнущуюся у дверей задницу? Неприязнь к этому человеку, еще не причинившему мне никакого вреда, забралась под кожу и начала властвовать.

Что он ублюдок, я не мог сказать, так как не знал его, но что он мне не понравился с первого взгляда, было бесспорно. Если бы кто заставил меня в тот момент написать его внутренний мир, то преобладающим мотивом в портрете было бы спокойствие. Так выглядит умеющий держать себя статист из числа публики, которого дрессировщик попросил подержать крокодиловы челюсти, пока вставляет в них голову. Ни разу не видящий по телевизору, как крокодил отрывает головы у буйволов, этот человек слепо следует указаниям, уверенный в том, что мир — это порядок, и что каждый отвечает за свое направление этого порядка, и что если дрессировщик просит подержать челюсти, то это не прикол, а человеческая просьба, не выполнить которую невозможно. Что же касается его мира внешнего, то рассматривать его следует отдельно от внутреннего, настолько разные были эти форматы. Ледяное спокойствие с тревожными мазками удачно дополняет портрет адвоката, одетого в дорогой костюм от Армани, банкира в паре от Бриони, но никак не тот гардероб, что предстал пред моими глазами в то утро разгулявшегося апреля. Джинсы с барахолки, джинсовая курточка, а под нею — майка, а еще ниже — плохо вытертые в холле туфли — вот то, в чем счел возможным явиться на собеседование в компанию «Глобал» молодой человек лет двадцати пяти на вид. О том, что он не пиццу принес, а явился для устройства на работу, мне шепнула выскочившая из приемной секретарь Римма Гольцова. Шепнула и проскользнула мимо, оставив после себя шлейф аромата настоящих, привезенных из Франции МЕХХ.