Макс Нарышкин - Sто причин убить босса

— А я подумала, что наш начальник службы безопасности ослышался. Ролл-оверный кредит?

— Да.

— Почему не онкольный? — и женщина провела по мне взглядом. Кажется, в моем гардеробе она что-то оценила, но понять, понравилось ей это или нет, было решительно невозможно.

— Потому что в этом случае наша компания будет связана вашим первым требованием возврата суммы. Производство будет налажено не ранее чем через полгода, вы же можете потребовать возврата через два месяца. Я понимаю, что онкольный кредит выглядит более соблазнительно с точки зрения ставок, но мы не хотим неожиданностей.

Вице-президент понимающе покачала головой.

— Сумма впечатляет, необходимы гарантии.

— Я уполномочен говорить о залоге слова господина Корнеева, который, как и я, является учредителем «СВП», — и я улыбнулся такой милой улыбкой, на какую только был способен. — Но онкольный кредит исключен. Это так же невозможно с нашей стороны, как если бы вы согласились выдать нам указанную сумму в рамках кредита бланкового.

Постучав пальцами по столу, вице-президент посмотрела на стоящего за моей спиной клерка и кивнула ему, как кивают ребенку, над которым собираются пошутить.

— Как считаете, господин Миронов? Оформим бланковый кредит на восемьдесят два миллионов долларов?

— Бланковый кредит, — занервничал тот, — кредит, предоставляемый без обеспечения ценностями или ценными бумагами… Под слово… Как можно… Это невероятно рискованное мероприятие, госпожа Айсман…

Женщина рассмеялась. Покачав головой, она еще раз посмотрела на меня. Во всем этом чувствовалась какая-то игра.

— Я провожу вас на второй этаж, — сказала вице-президент. — С улицы банк видится как магазин, но в том-то и смысл. С нами работают только постоянные клиенты, те же, кто желает получить кредит для покупки стиральной машины, просто не знают о нашем существовании. Однако, исполняя закон, приходится работать и с такими клиентами. Как дела у Корнеева? Он по-прежнему учит сына в Кембридже или перевел в Оксфорд?

Я не знаю, зачем переводить обучающегося в Кембридже сына в Оксфорд, но на то были, видимо, особые причины. Наследнику моих миллионов мог не понравиться профессор кафедры истории США.

— Я у него спрошу сегодня.

Мы поднимались по лестнице. На стенах висели картины, и я с удивлением их рассматривал. Живопись ничуть не привлекала меня, однако это был первый банк, в котором немалое место занимали предметы арт-направления.

— Мы пытаемся объяснить людям, что сотрудничество с нами столь же прекрасно, как эти полотна, — объяснила госпожа Айсман. — Необходимые для получения кредита документы, я понимаю, у вас с собой?

— Бесспорно, — подтвердил я. — Я шел не в разведку, а для заключения удачной сделки.

Вице-президент рассмеялась. Она вообще выглядела жизнерадостной женщиной, но чувствовалась в ней какая-то тревога, скрыть которую она не могла. Упоминание о моем партнерстве с Корнеевым ее несколько успокоило, и она выглядела более обходительной, но я понимал, что ей нужно еще что-то помимо слов.

— Еще понадобится подтверждение ваших полномочий, — это она сказала уже в комнате, в которую мы наконец пришли. Тема была пустяшна, а потому и прозвучала как само собой разумеющееся.

— Хорошо бы я выглядел, если бы поднялся с вами на второй этаж и только здесь вспомнил, что позабыл записку Корнеева с рекомендациями. Кстати, если я ее действительно позабыл, я могу рассчитывать на онкольный кредит?

Госпожа Айсман была из тех молодых женщин, которые ценят хорошую шутку, а я, по ее мнению, шутил хорошо. Кажется, мы понимали друг друга без слов, и чем больше говорили, тем больше нравились друг другу.

Комната выглядела так, как ей и положено было выглядеть для нахождения в ней VIP-клиентов: изысканный викторианский стиль, ничего лишнего, но все, что присутствовало, хранило отпечаток такой же силы, как и внутренний настрой приходящих сюда клиентов. Комната эта дышала капиталом: живым и бесконечным. Стулья с резными спинками и изогнутыми ножками, круглый стол, бюро у стены — никто не сомневался в том, что делал их настоящий мастер и никак не позже XIX столетия.

Риск был столь велик, а перспективы стать смертником столь реальны, что ноги мои стали ватными и непослушными.

Разобрав номер телефона, фамилию и короткую приписку: «В любое время», она вернула мне листок и улыбнулась устами женщины, удовлетворенной проведенным вместе временем.

— Маленький человек знает толк в больших деньгах, — ответил я ей оскалом ублюдка.