Макс Нарышкин - Sто причин убить босса

В общем думал я так одну минуту.

Ровно столько времени потребовать печи «Самсунг», чтобы идентифицировать собственное, не предусмотренное заводом-изготовителем содержимое.

Взрыв был такой, что меня снесло с кресла и покатило под стол.

И мгновенно все зашумело, затрещало и закипело. Из аквариума Рогулина вылетел редчайший Моноптерус Альбус, вылетел и повис на шкафу, как сопля Гулливера. Уже по одному только его настроению было нетрудно догадаться, что его пришибло взрывом еще до того, как лопнул аквариум. Сами по себе Моноптерус Альбус — название я так хорошо запомнил, потому что оно не сходило с языка Рогулина около месяца — рыбы дорогие, но не эксклюзивные, и найти их в Москве не представляет никакого труда, но именно этот — голубой в розовую и черную крапинку, говорил Рогулин — уникальный. И найти его в Москве просто невозможно. Он заказал его где-то в Малайзии и потом два года ждал, пока он попадется на глаза местным браконьерам…

Триста пятьдесят литров воды хлынули мне под ноги, и я снова полетел на пол. Кое-как поднявшись, я бросился в свой кабинет.

Никогда не думал, что «Самсунг» способен на такое. Я знаю, корейцы матереют из года в год, и сейчас мне подумалось, что они почти достигли пика своего совершенства. Сейфа я нигде не видел. Стену, которая разделяла мой кабинет с кабинетом финансового директора, тоже. Был какой-то огромный коридор длиною метров в пятнадцать, расположенный параллельно другому коридору, который располагался за стенами и запертыми дверями, стоящими в шеренгу аркадой.

С трудом разглядев в полном затмении угловатые очертания, я перевернул сейф ногой и понял, что «Прелесть» была лишней. Ни дверцы, ни документов в развороченном ящике не было.

Чертыхнувшись, я удивился тому, что аквариум давно спустил воду, а та продолжает мне хлестать в лицо. Когда сообразил, что она льется с полтолка, я убедился, что пожарные, в отличие от ОВО, сработали на совесть.

Помимо прочих странных звуков, ставших последствием взрыва, я различил еще один. Сначала мне показалось, что я ослышался, но когда звук стал приближаться, меня потянуло к окну.

С первого этажа на второй поднимался охранник Леня Постормин, а впереди него торопился его доберман по кличке Кузя. По причине своей ненависти к собакам я всегда бросаю на них косые взгляды, и Кузя, когда присутствовал при моем появлении в офисе или убытии, всегда отвечал мне тем же. Он яростно рычал и щерился, чем внушал мне еще большее отвращение к друзьям человека.

Схватив свой, а теперь Машин стол за края, я перевернул его и привалил к двери. Сбил со стены ящик и с радостью услышал звон скачущего по паркету ключа.

Решетка была отомкнута, я напоследок обернулся, и — то ли туман от известки стал оседать, то ли зрение мое после холодного душа улучшилось: на полу, неподалеку от стола, валялся диск в прозрачном боксе. Хотя бы ради смеха узнать, откуда он вывалился — из сейфа или из стола… Сунув бокс в карман, я уже собрался прыгать со второго этажа в колумбарий, как вдруг между дверью и косяком образовалась щель, и в нее высунулась харя Кузи. Вершковые клыки стучали друг о дружку, и спина моя покрылась холодным потом. Понимая, что охранник в кабинет войдет не сразу, а доберман будет у подоконника уже через несколько секунд, я снялся с подоконника и полетел вниз.

Грохнувшись в клумбу и исцарапав все руки шипами роз, я вскочил на ноги и помчался к тому месту, где располагалось, по иронии судьбы, Международное общество кинологов.

Кузя настиг меня у кованой изгороди. Когда же он своими бешеными глазками рассмотрел в моей руке оружие, потерял покой окончательно.

От первой пули он взвизгнул, затем взвизгнул, когда ему в башку ударилась вторая, и, сообразив, что это не так больно, как показалось сначала, прыгнул…

Брюки моего костюма треснули, и через секунду я почувствовал холодок на пояснице. Опускаясь на землю с другой стороны, я увидел левую штанину в зубах черной твари. Влепив доберману напоследок еще пять шариков, я побежал к «Мерседесу»…

На Пречистенке у музея Толстого меня остановили. Посмотреть на водителя редкого в этих краях «четырехсотого» направился лейтенант в желтой жилетке поверх рубашки. Он светился отражателями так, как светился теперь Кузя.

Пистолет я выбросил еще на пересечении со Знаменкой, поэтому держался спокойно. Лейтенант смотрел на меня через окно долго и пристально. Потом попросил выйти из машины и стал ходить вокруг нее, как заговоренный. Сразу после этого выяснилось, что вид водителя «четырехсотого» в этих краях еще менее редок. Моя невозмутимая неподвижность, верно, разволновала второго дэпээсника, и тот тоже вышел посмотреть на происходящее.