О`Санчес - Суть острова

Коробочка нагрелась, к телу правильно прижатая, теплая такая, гладенькая… Сигорд заулыбался в темноте, перелег на другой бок и заснул.

Сестрам-цистерианкам было не привыкать к людской неблагодарности, Сигорда отпустили легко, не занося ни в какие черные списки, но персонал в приюте более-менее стабильный, память у всех профессиональная — в следующий раз другого бедолагу облагодетельствуют, а этот неблагодарный бродяжка пусть ищет милосердие и бесплатный кошт в других местах.

— Ну, пока!

— За пока — мнут бока! Увидимся еще, Сигорд! Выпьем, закусим, посидим!

— Само собой, Титус Август, дружище. Я помню твой адрес, обязательно занесу должок сигаретный!

— Сам дурак. — Оба рассмеялись, еще немножко пополоскали руками в воздухе, изображая прощание и развернулись спинами: Титус исчез из окна приемного покоя на первом этаже, видимо, сполз с подоконника, а Сигорд побрел к себе в нору. Идти было где-то час неспешным ходом, впереди лежал день среда, почти целиком, не считая утра… Завтрака ему не полагалось, придется опять самому добывать. Сигорд вспомнил вдруг про заначку с червонцем, да про другую — с чаем, да бульонную — из осторожности он все свои ценности рассовал по разным местам, так что если дом жив — то и вещи, скорее всего, целы. Сигорд хлопнул себя по карману штанов, ощупал трофейную коробочку с бритвой и ускорил шаг. Потом остановился: нет уж, если что случилось, то уже случилось, а бегать он не мальчик. Возле уличной урны, на автобусной остановке, лежал здоровенный окурок, напомаженный, бабой выброшенный; Сигорд свернул было подбирать, но поймал на себе взгляд двух теток и отступил: нехорошо. И тут же пожалел: подумаешь, взгляды, зато бы покурил хорошего табачку… Но возвращаться поленился.

Тряпье Сигорду выдали прежнее, то, в котором он пришел сдаваться, однако уже выстиранное, даже вроде как и подглаженное, а кроме того Титус подарил ему рубаху, которую умудрился украсть у сестры-кастелянши — ему самому она оказалась великовата, ибо сложения он был совсем тщедушного, а Сигорду почти впору, разве что воротник широковат. Рубаха была байковая, устиранная в однородную бледно-зеленую клетку, но крепкая еще, и Сигорд надел ее прямо в приютском туалете, перед самым уходом. А старую так и бросил куда-то в угол, на мокрый кафель, пусть лежит, кому надо — поднимут. Прохоря и менять не пришлось, напротив следить, чтобы не заныкали по нерадению (украсть-то не украдут, все сестры там честные, не за деньги трудятся), да не поменяли бы на ерунду. Знатные были прохоря: каблуки нетроганные, шнурки на месте, размер — не жмут, но — натирают, жестковаты. Коричневые. Сигорд надеялся, что коричневые меньше будут нуждаться в чистке, чем черные, не говоря уже о белых, потому что и грязь, и глина — они все неопределенных цветов, не так заметны… Нет, заметны: стоило чуть оступиться — и вот уже нос левого ботинка в желтой грязи, она виднее видного, надо вытирать. Сигорд присел было к луже — промыть… Потом бы насухо протереть… А, нет, дорогой: рукавом рубашки жалко вытирать ботинок, чистая рубашоночка, своя, небось, не приютская… А рукавом куртки тоже не протереть — коротковата, плюс из синтетики, только грязь развезти по рукаву и ботинку.

Неловкая рука скоблила и терла ботинку грязные нос и щеки, а липкая муть не желала сдаваться, уступала поле боя кусочками, вытягивалась разводами… Очистил, ф-фу-х.

— Проблемы?

— А? Что? — Сигорд задрал голову и сердце его ухнуло вниз, к самому копчику: лягавый патрульный.

— В чем проблемы? Чего тут расселся?

— А…

— Чего а? Тебе тут баня, что ли? — Молчать было опасно и Сигорд не помня себя открыл рот и брякнул:

— Вы же сами видите, сержант: грязь с ботинка счищаю.

Сержант споткнулся на полуслове и стремительно задумался. Бродяга бродягой, а речь правильная, глаза трезвые, не смердит.

— Откинулся, что ли, сегодня?

— Что, что вы говорите?

Лягавый вытаращил глаза и жирная кожа на лбу собралась в красно-белые складки. Был бы этот фитиль хотя бы нечесан или пьян, так ведь и череп, и подбородок — все выбрито аккуратно. Какая-то чушь собачья…

— У вас есть справка об освобождении? Или… Вы кто?

— Справка? У меня нет никакой справки. Я просто ботинок помыл. — Сигорд, наконец, взял себя в руки и заискивающе улыбнулся гнилыми зубами, чтобы задобрить стража порядка, показать тому смирение, чистоту помыслов и побуждений.

Сержант отпустил на место кожу со лба, вздохнул глубоко и облегченно, повертел головой на короткой шее: