Генрих Ланда - Бонташ

Теперь, когда мы встречались в и-те, я, вся сжимаясь, проходила мимо, с ужасом ожидая, что вы подойдёте и, чего доброго, спросите, отчего я не пришла, но раз увидев вашу почтительно склонённую голову, успокоилась.

Прошло лето, наступила осень.

В один из воскресных дней мы с Борей ушли далеко за Лавру, и там, помню, он сказал мне, что какой-то мало знакомый товарищ попросил познакомить его со мной. Я решила, что кто-то пошутил с Борей.

Прошли первые месяцы осени, был ноябрь, а может, уже и декабрь. Холодно, сыро, мне совершенно не в чём ходить. Зимние пальто ещё не надели, а демисезонного у меня нет. Мой старенький костюм весь протёрся, я надеваю снизу всякие кофточки и всё-таки жестоко простуживаюсь. Моя цель – как можно быстрее дойти от дома до троллейбуса и от троллейбуса до и-та. Мы с вами опять едем в и-т вместе. Оба выходим, вы впереди. Придерживая шаг, я смотрю вам в спину, потому что чувствую, что когда мы поравняемся, быть беседе; но вы идёте всё медленнее, на улице мокро и холодно, и почему, собственно, я думаю, что вы меня остановите? Два-три более решительных шага, мы поравнялись, и вы обратились ко мне. При первых же звуках вашего голоса я влетела в грязь от великого смущения. Всё же, я подозревала, что ваше скоропалительное приглашение не характерно для вас, мне хотелось проверить, права ли я, хотелось, чтобы вы поняли, насколько груб был ваш поступок, и потом я немного суеверна: это была ваша третья попытка со мной познакомиться, она должна была увенчаться успехом. Мы стали здороваться.

Теперь нельзя было пропустить понедельник, и у меня старательно законспектированы все лекции по основам марксизма. После лекции мы аккуратно встречаемся в коридоре первого этажа. Я убеждена, что для вас это случайные встречи, но я ведь тоже не составляла расписание, мне нужно пройти из одного конца и-та в другой, и только. Как-то раз мы разминулись, я решила пройти коридор в обратном направлении, "просто так", конечно. У дверей первого этажа, в толкотне, я чуть не столкнулась с вами, уткнувшись носом просто вам в грудь. Улыбка старшего (с вашей стороны) и благосклонный кивок: "Здравствуйте".

Тою же осенью мы встретились в концерте, я была с Борей, вы прошли мимо, не поздоровавшись. Помню, что в первом отделении была 5-я симфония Бетховена, с большим трудом я дослушала до конца и ушла со второго отделения, сказавшись больной. Дома, не раздеваясь, уткнулась маме в колени и горько зарыдала. Нужно сказать, что я редко плачу, мама почти не помнила таких слёз. Она была очень испугана и с тех пор стала настаивать: "Познакомься с ним поближе. Кто он? Пусть зайдёт в дом". Но я не умею делать так, чтоб кто-нибудь зашёл ко мне в дом. Закрыть дверь дома перед тем, кто мне не нравится, я ещё могу, хотя это стоит мне больших усилий, а сделать так, чтоб кто-нибудь ко мне пришёл – этого я не могу, думаю, что и мама не могла этого в прошлом. Все, кто хочет, приходят сами, и вас нет среди них.

К моему удивлению, вы поздоровались при встрече в и-те на следующий день, и снова всё пошло по-старому. К концу семестра вы сказали, что едете в Москву, и я впервые решилась на что-то активное: призналась, что тоже собираюсь ехать туда. Это было правдой, но я была уже в Москве летом 1951 г. и сомневалась, дадут ли мне денег родные. Всё же вы получили адрес моего дяди, и по вашему лицу пробежала волна удовлетворения.

Мне очень хотелось ехать, но по семейным планам январская и декабрьская стипендии должны были пойти на пошивку пальто. Без этих денег родным было бы очень трудно что-либо сделать. Прошедшей осенью я всё время болела, весна грозила тем же, если пальто не будет пошито. Экзамены (их было 5) вымотали меня совершенно. Зима. Отец был категорически против. Мама, совершенно больная, говорила мне: "Если ты хочешь встретиться с ним (имеетесь в виду вы), поезжай, ничего, поезжай". Пришло ваше письмецо, мы с мамой вместе посмеялись над его оригинальным началом. До какой-то степени оно меня удовлетворило, я решила не ехать. Я подумала: "В чём дело? Зачем выбиваться из сил для встречи, кот. могла состояться каждый день до его отъезда и легко может состояться через 1,5 месяца. Время всё равно наше". Теперь я думаю, что ошиблась тогда, вся беда в том, что мы так и не узнали друг друга до сих пор.

День смерти Сталина. Это была пятница. (Пятница и понедельник – наши с вами дни, самые плохие дни недели.) У нас, девочек, по расписанию свободный день. Я включила радио – послушать музыку, передаваемую из траурного зала.