– Да и тебя так давно не видала, соскучилась.
Машины впереди тронулись.
Люба отпустила педаль, и "фордик" резво побежал, как будто чуя, что едет на родину – к тому заводу, где два года назад его собрали из привезенных из-за границы деталей.
Они въезжали во Всеволожск.
***
Мила ждала этого московского критика.
Он еще накануне позвонил ей, и Мила назначила встречу в кафе, как раз на том самом Котовом поле, где когда-то начинала свою недолгую карьеру культработника.
Когда встречаются незнакомые друг другу мужчина и женщина, возникает какая-то обязательная неловкость.
И даже если эта встреча заведомо деловая, все равно, где-то в глубине души, не признаваясь в этом самому себе, каждый участник рандеву тщит себя надеждой, авось придет на свидание человек, из-за которого вся жизнь переменится!
Мила много раз заводила знакомства через Интернет. И после короткой переписки соглашалась на встречу. Здесь. В кафе на Котовом поле. Избалованные женским вниманием питерские женихи не всегда соглашались ехать во Всеволожск, капризничали, пытались выторговать смотрины поближе. Но Мила в таких случаях прекращала переписку. Если она ему интересна, то приедет и в Кириши, не то что во Всеволожск. А если он выпендривается и предлагает самой двигаться на Невский, то, скорее всего, с таким ничего не получится.
Впрочем, у Милы отчего-то не вытанцовывалось и с теми, кто приезжал на первое свидание во Всеволожск. То ли не везло Миле с женихами, то ли с ней самой было что-то не так, но личная жизнь у Милы никак не складывалась. Так и ходила красивая женщина одинокой-холостой. Да пару раз в неделю бегала на квартиру к подруге для короткого перепиха с Вовой Лубянским. Вот и вся ее личная жизнь.
Конечно, ей хотелось нормальных отношений, любви, семьи.
Она все еще на что-то надеялась.
Но годы шли, а ничего не менялось.
Вот теперь в кафе она ждала критика из Москвы.
Какой он из себя?
Наверное, строгий и высокомерный, как все эти столичные…
Баринов оказался совсем не такой, как она полагала.
Несерьезный и веселый, даже чересчур.
И если бы не известная телеведущая, приехавшая с ним с ним, Мила ни за что не поверила бы, что Баринов – серьёзный мужчина, которому можно довериться в делах, касающихся ее дочери Ланочки.
Им принесли кофе и чистую пепельницу.
Вообще, кафе это на Котовом поле, конечно же, не соответствовало уровню заведений, к которому, наверное, привыкли эти московские штучки, и Мила даже сперва застеснялась и подумала, что, может быть, надо было назначить встречу где-нибудь на Невском. Однако здесь и стены помогали.
Буфетчица Настя и официантка Катя уже привыкли к тому, что Мила здесь встречается со своими кавалерами, и старались обслужить ее на класс выше, чем это делалось с другими посетителями.
– Вы Людмила, мама Ланочки? – уточнил Баринов, простецки протягивая Миле руку, – а это моя однокашница по университету Любовь Мелик-Антонова, – Баринов сделал многозначительную паузу и добавил со смаком: – Антонова-Садальская, большая питерская знаменитость собственной персоной.
– Да, я вас часто по телевизору вижу, – кивнула Мила, пожимая протянутую Любой руку.
Баринов сразу принялся шутить, острить, блистать и изображать Жванецкого, Винокура и Петросяна в одном флаконе.
Это у него всегда получалось. Уж Любочка Антонова-Садальская это знала точно.
– Этот ваш Всеволожск ну никак не похож на Детройт, – балагурил Баринов. – Но и слава Богу, что не похож, да и вы, Людмила, никак не похожи на американку. Я в Америке два года лекции по современной русской литературе читал, и вам доложу, преотвратное зрелище эти самые американки!
– Не врет, правда читал, – кивнула Любочка Садальская, своим теле-авторитетом как бы поддерживая приятеля, чтобы его, боже упаси, не заподозрили в дешевой лжи на публику. – Он в провинциальной американской дыре, в каком-то сельскохозяйственном штате в университете Оклахомы Бунина с Чеховым в тупые американские головы запихивал, как будто они там нужны!
– Да, запихивал и утрамбовывал, – подтвердил Баринов, гордо при этом выпрямившись, словно памятник Горькому на Петроградской.
И Баринов живо и артистично рассказал пару анекдотов из своей заграничной жизни.
Мелик-Садальская знала цену этому артистизму – Баринов тысячи раз рассказывал эти свои случаи и поэтому отрепетировал сии эстрадные номера, доведя их до блеска и совершенства, хоть на концерте в Кремле с ними выступай! Да и цену вдохновения Мелик-Садальская тоже видела и понимала. Нравилась Баринову Мила, вот он и раздухарился.
Читать дальше