Лебедев Andrew - Эдельвейс

А мастер спорта СССР по альпинизму?

Что должен был делать он?

В кузове одного из грузовиков искусники бутафории соорудили настоящую скалу из папье-маше. И для убедительности на коричневой картонной скале было написано – ЭВЕРЕСТ… И еще макушку у этой скалы покрасили белой краской.

На вершине этого Эвереста должен был стоять он – Игорь Тетов с ледорубом. И не просто стоять, но одной рукой за веревку страховки – поддерживать висящую немного ниже девушку, а другой рукой поднимать над Эверестом красное знамя…

И этой девушкой должна была быть Рая Василькова.

– Ну что? Хороша девчонка? – неистовствовал Митя Игуткин, – мне бы комсомол поручил, я бы ее из лап не выпустил!

Игорь многое позволял Мите Игуткину. Как в рассказе про трогательную дружбу льва и собачки, которую бросили в клетку к хищнику на съедение, их дружба носила характер странного симбиоза, какой встречается не только у девушек, когда красивая дружит с некрасивой. Митя будучи юношей хлипким, искал в дружбе с мощным красавцем Тетовым не то чтобы вульгарной физической защиты на танцах и по дороге в кино, но ему было интересно и приятно быть рядом с настоящим спортсменом, с мастером спорта СССР, интересно было вникать в его заботы и проблемы, да и вообще, Митя умел, черт побери, гордиться не только собственными достижениями, но и гордиться за друга. А Игорю в Мите нравились его мгновенная реакция удивительно быстрого остроумия, и добротная начитанность истинного филолога. Митя никогда не лез в карман за словом, и рядом с таким мощно-несокрушимым другом как Игорь Тетов мог себе порою позволить в компании и некоторые вольности, вызывавшие неудержимый девчачий смех и бурное негодование иных, задетых за живое юношей, чей гнев и желание расправиться с ловким острословом, сдерживались крепкими бицепсами Игоря Тетова.

– Ну, я бы такую из лап не выпускал, – еще раз повторил Митя Игуткин, заговорщицки подмигивая своему другу, – и ледоруб бы забросил за печку, и занялся бы семьей и деторождением на благо увеличения народонаселения социалистической родины.

– Трепло ты! – не зло прикрикнул на друга Игорь Тетов, но сам про себя подумал, что если когда и придется остановиться в движении на наращивание побед и жениться, то следовало бы сделать эту остановку именно на такой как Рая.

– Красивые женщины, они как вершины, – вспомнил Игорь изречение одного из друзей Алексея Михайловича, старого альпиниста и доцента кафедры марксистско-ленинской философии их института, пропавшего где то в недрах Лубянки осенью тридцать седьмого, – красивые женщины, они как вершины, каждая непокоренная манит к себе, а взойдешь и уже тянет к новой…

Репетируя их номер для спортивного парада, когда Игорю приходилось до десяти и более минут буквально держать Раю на одной руке, преодолевая приличия и собственное смущение, Игорь всё скашивал робкий, но с каждым разом всё более и более смелеющий свой взгляд в вырез её спортивного платьица, в котором трепетно теснились некие выдающиеся субстанции, про которые острослов и ходящий цитатник Митя сказал бы, – вздымающиеся дыханием любви перси младой Афродиты…

А Рая замечала эти скашиваемые вниз к ее вырезу глансы могучего альпиниста.

Замечала и слегка смущаясь, радовалась тому, что парень, который ей сразу очень и очень понравился – тоже не равнодушен к ней.

Начальник парада товарищ Коган сильно волновался.

Волновался и ругался.

– Глядите у меня! Если что, то никому не поздоровится! Шутка ли – сам Сталин с товарищами Молотовым и Ворошиловым на трибуне!

Все началось как и в сотни раз отрепетированных проходах..

Как только затих рокот удаляющихся по брусчатке Васильевского спуска замыкающих военный парад танковых колонн, двинулись и они. Кабы верил в Бога товарищ Коган, так наверное помолился бы своему Иогове. Но товарищ Коган только снял фуражку и нервно вытер платочком пот с ярко-желтой своей лысины.

Когда их грузовик с картонным Эверестом в кузове, проезжал мимо Исторического музея, Игорь принял отрепетированную позу героя, развернул знамя, привязанное за древко к классическому ледорубу и подав Рае руку, принял на себя вес ее лёгонького, но не так чтобы совсем уж бесплотно-невесомого тела. Рая оттянулась на страховке, красиво прогнувшись в талии и почти повисла на крепкой Игоревой руке, ножками своими в тяжелых альпинистских ботинках едва касаясь картонных скал бутафорского Эвереста.