Лебедев Andrew - Трамвай желанiй

Он предвосхитил ее реакцию первого отторжения и решил сперва подготовить ее.

Пусть у нее будет пища для размышлений!

Наутро в воскресенье Гийом сказал Гаранс, что его машина не совсем исправна и что он хочет оставить ее на парковке у дяди Бернара. А поэтому не подбросит ли Гаранс его, Гийома, к нему домой, ведь это почти совсем по пути в Париж?

Гийом знал, что Рита тоже поедет в машине с Гаранс, он и рассчитывал, что сможет затащить девушек к себе на чашку кофе и там похвастаться своей недвижимостью.

В процессе обучения такой прием называется НАГЛЯДНОЙ АГИТАЦИЕЙ.

Разъезжались шумно.

Снова по-европейски терлись щечками и снова говорили друг дружке дежурные, ничего не значащие жонтильные слова.

Бернар и Симона просили приезжать теперь безо всяких церемоний. Хозяин подмигнул Ритке, мол, помнишь про гостиницу на берегу Сены, в которую я тебя звал?

И доктор Гастон тоже, пожимая руку, напомнил: мол, телефоны мои у тебя есть, звони, если что!

Известно что! Замуж он не возьмет, у него жена, которая сейчас в Америке занята каким-то дико перспективным медицинским бизнесом, и жену эту он ни за что не бросит, потому как вся недвижимость их на нее записана.

И Оливье тоже подмигивал… Жена беременная рядом стоит, а он подмигивает…

Козел!

Гийом уселся сзади.

"Рено Клио" машинка небольшая. Так называемого "гольф-класса". Позади для ног пространства в ней немного. Но для Гийома – в самый раз!

В машине, как только они тронулись в путь, Гийом все ж таки разговорился.

Сел за Гаранс, чтобы по диагонали ему лучше было на Риткин профиль глядеть, и давай им рассказывать про то, как много у него, оказывается, всякой недвижимости во Франции. И что главное его достояние – домик в Иври – они обе непременно должны сегодня же осмотреть. Ведь городок Иври такой замечательный! Почти Париж!

И до метро недалеко, и река Сена рядом, и до дворца Фонтенбло, в котором Наполеон отрекся, всего тридцать километров – полчаса на машине.

Домик и вправду оказался неплох.

Каменный, старинный. Построенный еще при Людовике Пятнадцатом, но сохраненный в идеальном состоянии и напичканный всеми чудесами современной электроники.

Дом стоял на участке земли, тоже принадлежавшем Гийому. Здесь был плодовый сад и большая лужайка, постоянно орошаемая автоматической дождевальней.

– Вам надо обязательно кухню осмотреть, – сказал Гийом, – кухня сохранена почти в том самом первозданном виде со всей посудой, печью и плитой.

Кухня и вправду ослепила.

Ослепила белизной почти музейно-антикварного фаянса и красным сверканием начищенной меди бесчисленных кастрюль.

– Глядя на эту красную медь, понимаешь смысл английской поговорки bold as brass, – сказал Гийом, улыбаясь.

Рита давно уже заметила, что вопреки бытующим суждениям, будто французы не любят английской речи, где бы она ни бывала здесь, во Франции, большинство молодых людей радовалось любому случаю блеснуть своими познаниями в английском.

Но Гаранс спешила в Париж и от предложенного им кофе пришлось отказаться.

– А это вам сувенир на память об Иври, – сказал Гийом, уже на пороге суя в Риткины руки какую-то фаянсовую посудину.

– Спасибо, – дежурно сказала Рита, – вы такой любезный!

– Там внутри вы найдете письмо, – сказал Гийом как-то странно улыбаясь.

Он вообще – такой странный…

– А чего это он такой странный, этот твой дядя? – спросила Рита уже в машине.

– Гийом? – переспросила Гаранс. – По-моему, он сексуально озабочен. Кажется, он на тебя запал. Давай прочитаем, что он там тебе написал?

– Нет, – вздрогнув ответила Рита, – я сперва сама прочту, а потом, может, и тебе расскажу.

– Ладно, – сняв с руля руку и махнув ею, сказала Гаранс, – я догадываюсь, что он написал. А потом вдруг добавила: – Знаешь, у него в школе проблемы были из-за порнографии. Его из одной школы выгнали даже.

А Рита помолчала и спросила:

– А дом этот, он его?

– Его собственный, – подтвердила Гаранс, – и у него еще что-то там есть на юге, вроде как в Анесси домик в горах. Он меня туда как-то звал даже.

Письмо Рита распечатала сразу же, как приехала к себе в гостиницу.

Дорогая Рита!

Я выбрал этот несколько старомодный способ объяснения не потому, что не умею разговаривать с девушками, а потому, что написанное можно перечитать несколько раз, чтобы лучше понять смысл, скрытый за простым порядком слов… Можно вернуться назад и вновь прочитать отдельные строчки, если не понял чего-то, можно, перескочив сразу вниз, узнать итог высказывания… А вложив в устную форму, быть может, самое главное в своей жизни объяснение, рискуешь оказаться непонятым. А это уже преступление против себя самого, против собственной жизни и судьбы, выраженное в небрежном обращении с самым судьбоносным моментом в собственной биографии. И поэтому я не мог доверить свое признание, свое предложение, обращенное к вам, простой устной речи. Ведь вы бы могли просто оборвать меня, не дослушав до конца, или нам мог бы кто-то помешать, какая-то случайность могла бы прервать мое объяснение, и после этого уже трудно было бы искать другие слова и другой случай для того, чтобы вновь начать это нелегкое для меня дело.