Andrew Лебедев - Все голубые фишки

– А Надька то не дура, гляди, какого парня себе присмотрела, далеко метит.

– В невестки к управляющему треста она метит.

– Живет-то Женька не с отцом, он отдельно живет, у него комната в коммуналке в Сиреневой тишани…

– Женька хоть и в опале у папаши своего, но все же наследник.

– Он его специально на правеж сюда поставил рабочим, чтобы учился уму-разуму.

– Говорят в Питере в университете он сильно шалил, за то его папаша и наказал.

– А я слыхал, будто это московские инвесторы условие старшему Богушу такое выкатили, мол сына чтобы на стройку определил в тоннель.

– А для чего?

– А для гарантии, что Богуш этот тоннель построит…

Оставалось только удивляться – откуда только они все это знали – простые рабочие ? …

Переводчика, которого заказал Столбов, звали Борис Хонин.

Это был невысокого росточка лысенький еврей, выехавший из Ставрополя еще в конце семидесятых. Здесь в Америке жизнь у него, видать, не шибко заладилась, коли уж подряжался теперь переводчиком к новым русским.

– Вы только все симптомы мои доктору верно переводите, – беспокоился Столбов, – вы термины медицинские, надеюсь, хорошо знаете?

– Не извольте сомневаться, – сделав многозначительную мину, заверил Столбова Боря Хонин, – у моей мамы диабет, и я представьте себе давным давно выучил все эти биохимические анализы, печенки и селезенки, и потом, я же уже тридцать лет как в Америке!

Боря на всякий случай еще рассказал Вадиму про то, как он работал переводчиком на киностудии в Голливуде, когда в разгар холодной войны там был бум на антисоветские киношки.

– Я переводил все русские команды и надписи, – с гордостью говорил Боря, – я даже играл роль советского агента госбезопасности в Афганистане в фильме Шпионы как мы и еще играл роль матроса на подводной лодке К-19 в фильме Делатель вдов…

– Представляю, каким клоуном ты выглядел в форме советского матроса, – подумал Столбов, но вслух не сказал, – так и создавали у простых американцев образ врага, снимали всякую падаль в ролях наших ребят…

Однако, за неимением гербовой, пишут на простой.

Другого переводчика у Столбова не было.

Поэтому, когда доктор Кэмпбелл сказал Столбову, что у него просто грыжа и элементарное нервное расстройство, происходящее от вульгарной канцерофобии, Столбов не поверил.

– Ты, наверное плохо переводишь, – закричал он на Борю.

– Нет, нет, я все правильно перевожу, – замахал руками маленький еврей, – ноу канцер, ноу канцер, оунли нервоус брэйкдаун*…

Боря для верности и ища поддержки поглядывал на доктора Кэмпбелла.

– Ноу канцер, – подтвердил доктор, и добавил по русски с каким то кавказским акцентом, – нэт рак, нэрвны срыв онли… …

Нет рака – есть только нервное расстройство* …

В комнате у Нади над ее кроватью висела репродукция Ренуара.

– В Питере в Эрмитаже я эту картину видел, – сказал Жека.

Сказал и тут же вспомнил, кто водил его смотреть импрессионистов. Вячеслав Аркадьевич его водил импрессионистов смотреть.

– Счастливый, – сказала Надя, – в Питере жил, там столько интересных и умных людей!

– Да уж, – ответил Жека.

– Я хотела после техникума в Питер поехать, даже написала в отдел кадров метростроя письмо, возьмут маркшейдерской рабочей или не возьмут…

– И что ответили? – спросил Жека.

Он любовался ее лицом, гибкой и непринужденной грацией ее тела. Любовался и думал, как изменчива жизнь. Еще пол-года назад ему казалось, что он был влюблен в пожилого мужчину. Ничего себе! Как же так? Значит, значит правы были отец с Брусиловым?

– О чем задумался? – спросила Надя, – наливай, выпьем за твои успехи.

Вчера приказом по сороковому строй-монтажному управлению треста Универсал Жеку Богуша назначили помощником начальника смены. Из рабочих Женю перевели в инженерно-технический состав.

– За тебя, – сказала Надя, и легонечко чокнувшись своим бокалом о Женькин, пригубила игристого вина. Пригубила и улыбнувшись, поцеловала своего кавалера в его небритую щеку.

– Теперь ты сменный начальник, я твоя подчиненная, можешь приказывать, – весело сказала Надя, откидываясь спиной на подушки.

– И прикажу, – подыгрывая игривому тону своей подруги, ответил Жека, – и прикажу немедленно отдаться мне.

Он наклонился к Лежавшей Наде и приник своими губами к ее губам.

– А вообще, я против, чтобы ты работала в тоннеле, – сказал Жека, – работа в кессоне не для женщин.

– А что мне прикажешь делать, начальник? – упираясь ладошками Жеке в грудь, спросила Надя.