Andrew Лебедев - Все голубые фишки

Давление в кессоне было вообще то не ахти каким и большим, покуда не дошли до середины дна реки, манометры в шлюзовой показывали "полторашку". Но тем не менее, по технике безопасности, закессониванеие и раскессонивание людей в шлюзовой должно было занимать не менее сорока минут. Однако Мэлс, который обычно становился к вентилям, не давал своим работягам особо расслабляться, и едва те успевали выкурить по сигарете, пшикал воздухом высокого давления, либо стравливая его при выходе из кессона, либо нагнетая, если бригада выходила на дневную поверхность. Бывало Мэлс как пшикнет вентилем, и только туман встает…

Красота! И в ушах звон и ничего не слыхать.

Мэлс говорил, – нечего рассиживаться попусту, айда на щит, работать надо. Вот и успевали в раскессонке только по сигаретке выкурить вместо сорока положенных минут. А сигарета под высоким давлением горела как порохом начиненная. В три затяжки улетала. Про то, что потом это аукнется болезнями позвоночника, суставов и страшными головными болями, никто не думал. Но то были ребята со щита, которые проходили шлюзовую камеру только два раза за смену. А вот откатчику на электровозе – иной раз приходилось всю смену шлюзоваться туда и обратно.

По технике безопасности электровозников-откатчиков было два.

Один загонял состав с вагонетеками в шлюз с одной стороны, закрывал затворы и ждал, покуда с другой стороны шлюза его коллега выкатит состав с породой и закатит другой с порожняком.

Таким образом, в шлюзе происходил обмен составами вагонеток и перепады давления испытывали только железки. Люде же, оставались каждый со своей стороны – один откатчик на стороне высокого давления, другой со стороны низкого… Но так было на бумаге. А на самом деле случалось, что вместо двух электровозников на смену выходил один…

И что тогда?

Работу щита останавливать?

Нет…

Тогда откатчику то и приходилось шлюзоваться вместе с железными вагонетками – туда и сюда по восемь, а то и по десять раз за смену.

Шесть составов породы со щита на гора, и шесть составов порожняка на щит… И это еще не все… Потом два полных кольца железобетонных тюбингов, это еще четыре состава… Да три или четыре вагонетки с бетоном на всякую ерунду, да еще пиломатериалы, да еще цемент для нагнетания за тюбинговую обделку… Вот, бывало что и все шестнадцать ходок за смену получались.

Башка трещала, уши ломило от перепадов давления. Глаза болели и кровью наливались.

Но что поделаешь!

Мэлс был жесток.

Чуть что – в зубы.

Как говорил сам бригадир, – Аллах высоко, Богуш далеко, а папа- Мэлс тут под землей, с шайтаном рядом.

Вот папашей Жеки Богуша теперь на какое то время и стал не биологический его отец – управляющий треста Универсал, а простой как три рубля жестокий таджик.

Водку в бригаде не пили.

Жевали вместо водки насвай, да еще курили дурь.

Травы было предостаточно, больше чем в иных питерских дискотеках.

Дурь с насваем привозили из дому вновь прибывавшие на стройку рабочие, или те, кто ездил домой на побывку. Или родственники иногда приезжали навестить – к кому жена, к кому старый бабай – отец.

Жека много узнал за эти пол-года, что проработал здесь на тоннеле.

Больше, чем за полтора года в Питере.

Жизнь здесь, среди работяг, конечно самым сильным образом отличалась от той – богемной университетско-клубной ночной дискотечной жизни. Но Жека не мог определенно сказать, что эта жизнь теперь была хуже той. И тем более не стал бы грешить перед истиной в том её аспекте, что по жизненной ценности, та школа, что он теперь прошел здесь среди рабочих, была в тысячу раз ценнее той, что осталась в далеком холодном Сенкт-Петербурге.

Заводили здесь разговоры и о самом щекотливом.

– А что, Жека, правда говорят, будто в Питере все артисты и вообще все богатые мужики педерасты? – заговорщицки подмигивая своим товарищам, спрашивал бородатый Аба Елеусизов.

Жека давно усвоил, что высокомерное отношение к товарищам здесь не проходило.

Если хочешь быть принятым в число своих, значит надо отвечать на шутки шутками и не заноситься.

А быть чужим среди товарищей по работе, тем более, по такой тяжелой и опасной работе – было недопустимо.

– Ну, не все, но многие, – отвечал Жека.

– А этот, а Валерий Леонтьев, ты его видал там? Он тоже, говорят, мальчиков обожает? – допытывался Хамзан Дехканов.

– Не видал, – качал головой Жека, – но слыхал, говорили, что вроде как правда.