Но Пузачев до конца своих дней служил момонне. Вернее ее одиннадцати процентам.
И мучил бедную Веронику. И изводил ее. А она несчастная всею своею девственно-трепетной душою томилась и страдала от этого Пузачевского служения и хотела на волю, на природу, подальше от Москвы – пожирательницы душ.
– Я бы ее увез из Москвы, – вздрогнув от резкого торможения их авто, подумал Сухинин, – Москва душу сушит, а мы бы с Вероникой ходили вместе на охоту, я бы служил там в региональном управлении компании, Вероника бы детей воспитывала, а на рыбалках, а на шашлыках…
И Сухинин сам же тут же хмыкнул, хмыкнул с сомнением, представляя самому себе некоего внутреннего оппонента, – увёз бы он ее в Тюмень, а там эти некультурные бандитские сальные рожи вроде Вовы Кобелева, где Вова Кобелев и его вульгарная а-ля Маша Распутина жонка являют собой этакую городскую элиту… Хорош бы я был там в такой компании. Нет, уж лучше Митрохин с Баклановым. И никуда из этой Москвы не денешься, такова планида.
***
Вероника сама позвонила ему.
– Можешь приехать?
– А ты где? – прикрывая трубку ладошкой и озираясь, нет ли поблизости кого из людей Митрохина, переспросил Сухинин.
Вообще то был самый разгар рабочего дня и вообще Митрохин мог запросто вызвать к себе на совещание.
– Я в салоне на Тверской, знаешь, рядом с площадью Маяковского, между Пушкинской и Садовым кольцом.
– По левой или по правой стороне? – спросил Сухинин, уже прикидывая, как самому ехать с Наметкина до Тверской. Самому, потому что не хотел светить это свидание.
Шофер явно докладывает обо всем начальнику безопасности, а тот Митрохину.
– По той стороне, где старая гостиница Минск, – не сразу сообразила Вероника.
Подъезжая на своей "ауди", думая куда припарковаться, так как весь крайний ряд был уже полностью забит, и даже во втором ряду здесь и там стояли брошенные "лексусы" и "инфинити", он заметил ее машину.
– Здесь, голубушка, – впритык, бампер к бамперу паркуя свой "ауди" к ее "лендкрузеру", отметил Сухинин.
Салон здесь присутствовал. А рядом с салоном было и заведение.
– Я в кафе, – сказал Сухинин в трубочку, – когда ноготки докрасишь, перейди в соседнюю дверь, я тут столик у окна занял.
Ему принесли вазочку свежей голубики, чайничек зеленого чаю с жасмином и польский штрудель. Она вышла только через пол-часа. Голубику Сухинин уже съел, да и в чай ему уже дважды доливали кипятку, Сухинин не любил свежую заварку.
От выпитого зеленого чаю у него вспотела спина и ему стало зябко.
– Кондиционер у них тут наяривает, так легко и пневмонию схватить, – посетовал он присевшей напротив Веронике на здешний сервис.
– А я в Москве вообще в перманентном состоянии непроходящего бронхита, – сделав недовольную гримаску, алаверды пожаловалась Вероника, – только когда на море выбираюсь, перестаю кашлять.
– Так и живи тогда там, – пожав плечами, сказал Сухинин, – что тебе Митрохин виллу в Ницце не купит что ли?
– А при чем здесь Митрохин? – брезгливо поджала губки Вероника, – мне Пузачев оставил, – и порывшись в ридикюле, и достав визитку, добавила, – вилла Помпадур, рю де Франсуа Роз, Кот д' Азюр Франция.
– Круто, – буркнул Сухинин.
– А ты со мной поехать не хочешь? – изогнувшись, чтобы заглянуть Сухинину в глаза, спросила Вероника.
– А как же Митрохин? А как же сорок дней? – ничего не придумав лучше, спросил Сухинин.
– Я же тебе предлагаю, а не Митрохину, дурачок, – ласково пропела Вероника и ее легкие пальчики легли ему на рукав.
– Это тебе не Бакланов ли посоветовал? – угрюмо глядя мимо Вероники в проход, спросил Сухинин.
– Все ты умеешь испортить, – сказала Вероника и вздохнув, решительно поднялась и направилась к выходу.
– Вероника! – крикнул Сухинин.
Он выбежал, но она уже сидела в своем "лендкрузере", запершись на электрические замки.
Большая черная машина задрожала от заведенных под капотом лошадиных сил.
– Вероника! – снова крикнул Сухинин.
Она поглядела в зеркальце заднего вида, включила мигалку поворотника и отпустила тормоз.
– Вот дурак! – в сердцах сказал Сухинин вслед отъехавшему "Лендкрузеру", – вот дурак.
***
– На той неделе меня не будет, – объявил Митрохин в конце совещания.
– Они с Вероникой улетают в Ниццу, – шепотом пояснил Бакланов.
– Меня это нисколько не волнует, – надувшись, заявил Сухинин.
– Ну и идиот, – подвел итог Бакланов, – был дураком, дураком и помрешь.
Читать дальше