Сева, кстати, был весь вечер в клубе, и Максим подошел, пожаловался, мол, посмотри, что за люди такие, не попросить ли Петю и его вышибал вмешаться, а то к стриптизершам с репликами сальными, в певицу Настю, которая в этот вечер в качестве дежурной звёздочки была, самолетики сделанные из долларовых ассигнаций запускали, а ему самому, когда Максимушка вышел на сцену с номером своих анекдотов, непристойные жесты показывали, языком оттягивали щеку и пальцем показывали на рот…
Но Сева Максима отослал назад в зал и даже отругал, – мол, это его Максима работа, как арт-директора и как конферансье, а публика имеет право самовыражаться в своем настроении, на то это и клуб, а к службе безопасности, к Петиной помощи можно прибегать только в случае, если гости настолько распоясались, что их поведение мешает отдыхать другим или… Или представляет физическую опасность для артисток. Так, например, Петя смертельно на уровне рефлекса был проинструктирован, что если посетители, даже из ВИПов, распускают руки и хватают танцовщиц или стриптизерок, то Петя должен вмешиваться даже не спросясь у Севы. Руку за спину и волочь на улицу. А если так… А если словами, да самолетиками из американских денег, то это ерунда! И жесты непристойные в адрес конферансье – это тоже ерунда.
– Отвечай им словесной рудой, – посоветовал Сева, – на то ты и артист разговорного жанра.
Ох, и нелегкая это работа, изображать непристойного бегемота! Если по Корнею Чуковскому…
Поплелся Максим в зал и на сцену, Побрел.
А эти там за своим столиком уже полную сексуальную экибану устроили.
Из подсвешника и из подставки для фондю соорудили некое подобие дерева, на которое вместо листьев налепили стодолларовых и стоевровых бумажек.
Приманили к себе со сцены, отлепившихся от шеста стриптизерок Лену и Олю и заставили их танцевать приват-стриптиз возле их столика.
На это по правилам заведения они имели полное право – если договаривались с девчонками за наличные и при условии, что только смотреть и не лапать руками.
Ну, Максим вернулся к сцене, а эти его подзывают, иди мол, сюда.
Подошел.
– Тебя как, чудо зовут? – спросил самый наглый и самый гадко-улыбчатый.
– Максим, – ответил Максим.
– Ты здесь типа анекдоты травишь? – спросил гадкий.
– Ну, типа того, – ответил Максим.
– А расскажи нам пару приват-анекдотов, – сказал гадкий, снимая с чугунного подсвешника три стодолларовых бумажки и протягивая их Максиму, – покуда эти сучки нам приват-танец пляшут, ты нам приват-анекдоты трави.
– Это как это приват-анекдоты? – поджав в недоумении губы, спросил Максим.
– А так, чтобы только нам, а не всей этой шобле, – ответил гадкий, обводя зал рукой, – только нам с корешами, понял, чудо ты в перьях?
Максим на всякий случай оглядел зал, не смотрит ли на него Сева, и здесь ли на всякий случай Петя, если что… А потом взял из рук гадкого три сотни.
– Ну, рассказывать?
– Да ты присядь с нами, выпей нашего, – сказал гадкай, сделав знак своему приятелю, чтобы тот налил Максиму.
– Я не пью на работе.
– Да не стесняйся, выпей.
Максим поглядел в острые и как два северных полюса бесконечно холодные глаза гадкого, и понял, что лучше будет, если он подчинится.
Выпил пол-стакана виски, потом еще четверть стакана.
Рассказал пару-тройку самых новых анекдотов про блондинок.
Гадкий три раза громко смеялся. Его дружки тоже поощрительно ржали.
– Ну, а усы то ты зачем отрастил, чудо ты в перьях? – положив свою тяжеленную руку на плечо Максиму, спросил гадкий, – чтобы не узнали отрастил что ли?
– Да так, да были они у меня всегда, – в растерянности промямлил Максим.
– Сбрей, – не идут они тебе, – сбрей сейчас, – сказал гадкий. И таким голосом и так тихо сказал, что Максиму тут же захотелось куда-нибудь убежать и спрятаться.
– Давай, вот, я тебе и ножичек вот острый дам, у него тут и ножнички есть, и отверточка и штопор…
Гадкий достал из кармана красный перочинный ножик со швейцарским белым крестом "swiss army knife", – давай я сам тебе один ус отстригу!
И тут Максима осенило.
– Тыща баксов, – сказал он.
– Годится, – ответил гадкий.
Гадкий общипал чугунное деревцо, сказал брысь Лене и Оле у которых глазки заблестели при виде денег и протянул десять бумажек Максиму.
– Иди и на сцене отстриги себе усы, – сказал он, – это будет лучшим номером сегодняшней программы.
– Прямо на сцене? – для верности переспросил Тушников.
– Прямо на сцене, – кивнул гадкий.
Читать дальше