Анатолий Приставкин - Судный день

– Ага, – выслушав, кивнул Букаты и посмотрел, набычившись, в землю. Раздумывал, кумекал про себя. Потом вздернулся, но глядел уже не в лицо, неудобно было все время задирать голову, а смотрел на пуговицу френча, что была на уровне его глаз. – А чем ты, солидный человек, занимаешься? – спросил у него. – Где служишь? Сколько получаешь? Сколько жен… Да-да! Сколько жен имел… Имеешь… по разным городам?

И этот напор Чемоданов выдержал, не дрогнул. Только поскучнел малость. Такими-то психическими атаками разве его проймешь! Не интересно даже на таком уровне работать. Так про себя решил. А этой сварливой Букате ответил он с упреком так:

– Эх, папашка! Если тебе моя жизнь приснится, ты проснешься в холодном поту! Пойдем-ка серьезно поговорим? А?

– Куда это? – оторопел Букаты. От нахальства названого жениха оторопел.

– Да в «Голубой Дунай». Куда еще! – сказал самоуверенно Чемоданов. – Идем? Ну?

Его самоуверенность вывела Букаты из себя.

– Некогда мне болтаться! Говори, да я пошел! – разозлился он и достал свои большие серебряные часы.

Ну и денек выдался, каждый старается побольней за нервы дернуть. Этот заморский петух туда же… Не на того напал!

– Да и у меня времени маловато, – невинно поглядывая на Букаты, произнес Чемоданов. – Я думал, что ловчее тебе не у ворот кричать… Вон, на тебя уже звукоуловители наставили… – и кивнул на проходную, где, и правда, из окошка торчала физиономия вахтера, заслышавшего, видать, скандал.

– Пять минут, – сказал между тем Чемоданов. – Проводи, дорогой и поговорим, папашка!

Ох, как не нравилось все это Букаты. Эта снисходительность, почти небрежность в разговоре, и словцо-то дрянное такое: «папашка!» Где он его откопал… Но закончить надо было, для пользы, как говорят, дела! Отбрить этого немолодого нахала, чтобы знал наперед, как соваться не в свои дела!

Росла досада и на Зинку, которая всю эту кашу заварила. Но ей он особо выдаст! Она получит! Как в детстве – березовой каши!

Наискось по тропинке вышли они к забегаловке, фанерной, но просторной, и внутри и снаружи толпился народ: инвалиды, мужички и совсем еще подростки… Были тут и женщины.

Чемоданов ушел, вернулся с двумя кружками и одну поставил перед Букаты. Но тот отодвинул демонстративно: он не из тех, кто будет пить неизвестно с кем. Чемоданов этот жест засек, как и все остальное. Но проглотил. Не хотел заострять отношения.

– Так вот, папашка, – начал, отхлебнув от своей кружки и оглядываясь по сторонам. Но никто их не слушал. – Семьи, так отвечу я на твой категорический вопрос, у меня нет… О прошлом моем тебе знать не надо. Это дело не твое. А Катя – она одна для меня… Запомни и запиши в каком-нибудь своем мозжечке. Одна, и на всю жизнь.

– Катьке – это рано, – теперь Букаты уже смотрел в лицо, удобно было смотреть. И говорил повелительно, твердо. – Будь моя воля, так я достал бы веревку… Вожжи… Да такую бы свадьбу устроил! И той, и другой!

– Значит, гражданин Буката, – вежливо, сменив игривый тон на иной, предупредительный, холодноватый, поинтересовался Чемоданов. – Я так понял, что вы категорически…

– Правильно понял! – кивнул Букаты. – Будь здоров! – И поднялся. Но Чемоданов остановил его.

– Минуточку… Папашка… А должок?

– Какой должок? – спросил Букаты, стоя и нетерпеливо оглядываясь по сторонам. Никогда он не был в этой пивнушке. Не дай бог, кто увидит.

– Обыкновенный… Который брали…

– Я? Брал? – наигранно удивился Букаты и улыбнулся такой наивности этого прохиндея в шляпе. Куда, мол, зашел! Шантажировать пытается! Не на таких напал!

Но и Чемоданов улыбнулся.

– Не вы, конечно… Но я понял так, что вы от их имени сейчас говорите? Вот и гоните их должок… И мы с вами квиты…

И уставился, глядя не отрываясь, на собеседника.

– Ах, вот как!

– Так… Только так, – кивнул предупредительно и даже с некоторой теплотой в голосе Чемоданов. – Вы мне, папашка, денежки… А я вам веревочку…

– Какую еще веревочку?

– Ну, вожжи… Чтобы отстегать, как вы того желали, этих… Ваших заблудших родственниц…

Видно, издевался Чемоданов, и был подвох в его таком масляном голосе, но какой, Букаты не мог до поры распознать. И еще продолжал по инерции кипятиться, лезть на рожон.

– Сколько тебе? – спросил напрямик и полез в карман, желая швырнуть в лицо этому хаму всю свою получку, которую он получил. Ради такого удовольствия можно себе позволить и поголодать! Накоплений у Букаты, ясное дело, не было никаких.