Кристофер Бакли - Флоренс Аравийская

– Я здесь.

– Не давай посольским козлам замять это дело.

– Понял.

– Отлично, – сказал Бобби. – Давайте вытащим ее, парни. Помните: штурм и натиск. Штурм и натиск!

В трубке послышались гудки.

– Я не понял, – сказал Ренард. – Вот эти последние его слова… Что он имел в виду?

– А-а, да это просто такая присказка у тех, кто любит подраться. Но на этот раз я с ним согласен.

Камера была маленькая, но довольно чистая и по тюремным стандартам даже шикарная. В ней стояла похожая на раскладушку койка с тощей подушкой, пластиковое ведро для естественных нужд (с крышкой, что было верхом роскоши), бутылка воды и томик Священного Корана.

После того как Флоренс вытащили из «скорой помощи», ей натянули на голову мешок. Последнее, что она увидела, был тот самый французский снайпер, простреливший двигатель. Он бросил на нее почти извиняющийся взгляд и слегка пожал плечами, как будто хотел сказать: «Я тут ни при чем. Приказ есть приказ. Helas, cherie». [21] Увы, дорогая (франц.).

После того как – уже без всяких извинений и пожиманий плечами – на Флоренс надели наручники и мешок, ее затолкали на заднее сиденье какой-то машины и повезли. Даже врожденный инстинкт ориентации в пространстве не помог на этот раз Флоренс понять, куда ее везут. Примерно через час, а может быть больше, мешок с нее сняли, и она оказалась в ярко освещенной комнате, все еще где-то – слава Аллаху – в Матаре, а не в соседней Васабии. Хотя особенной разницы между этими двумя государствами уже не было.

Флоренс читала Коран, когда услышала, как в тяжелой двери поворачивается ключ. В Вашингтоне она однажды познакомилась с человеком, которого пять с половиной лет держали в заключении и подвергали пыткам в Северном Вьетнаме. Все эти годы он провел в одиночке в невыносимых условиях. Флоренс он рассказал, что даже спустя тридцать лет, стоило ему услышать ключ в замке или звук открывающейся двери, как сердце его начинало биться быстрей и дыхание перехватывало от страха.

Вошедший в камеру мужчина не был одет в черно-синюю униформу мукфеллинов. Видно, и такое возможно.

Флоренс снова надели на голову мешок, сковали цепями руки и ноги и вывели из камеры. Цепи, по ее мнению, служили для психологического воздействия, поскольку вероятность того, что женщина расшвыряет своих тюремщиков и вырвется на свободу, была крайне мала. Флоренс брела босиком по каменному полу, позвякивая кандалами и стараясь попасть в более-менее четкий ритм. Еще она изо всех сил старалась не запнуться и не упасть. Ее положение и без того уже было достаточно унизительным.

Ее подталкивали в спину чем-то вроде дубинки до тех пор, пока она не оказалась в каком-то прохладном месте. Здесь ей пришло в голову, что через секунду мешок с нее стянут и она увидит своего палача с холодным сверкающим клинком в руках. Мысль эта была довольно приятной: если вам собираются перерезать горло, то лучше, чтобы это было сделано аккуратно – при помощи настоящего ритуального меча, а не какого-нибудь ржавого складного ножа для забоя овец.

Флоренс стояла посреди комнаты, в которой работал кондиционер и, к счастью, не было заметно никаких кровавых пятен и пыточных инструментов. Напротив нее за длинным столом сидели трое мужчин. В центральном она немедленно узнала имама исламской республики Матар, эмира Малика, да будет он благословен.

Человек, сидевший от него справа, был в характерной для васабийца темно-бордовой гутре и алой тхобе весьма простого покроя, какие обычно носят мужчины из племени хами-бабб. Со времен шейха Абдулабдуллы Разумного Ваффа аль-Хамуджа, основателя васабийской династии, именно этому племени оказывалось доверие охранять особ королевской крови. Это был Салим бен Джудар, первый заместитель министра общественного здоровья – так в королевстве Васабия называлась секретная полиция. Флоренс была наслышана об этом человеке, и теперь, несмотря на оказанную ей личным присутствием столь высокую честь, во рту у нее пересохло от страха.

Человек, сидевший слева от Малика, был одет в традиционную для мукфеллина черно-синюю тхобу. В его неподвижном взгляде была такая ненависть, какой Флоренс еще никогда не встречала в человеческом существе. Он буквально испепелял своими черными, как уголь, глазами закованную в цепи американку, заслуживавшую вечного пребывания в аду, где ее будет разрывать на части своими гнилыми зубами зловонный и мерзкий в глазах Господа Сатана. Всего вам хорошего, мисс.