Евгений Гришковец - Следы на мне (сборник)

С Максимом, или Максом, я познакомился уже позже. Я увидел его в первый раз на концерте студенческой художественной самодеятельности. Каждый год, весной, в нашем университете проходил фестиваль факультетских концертов. Этого фестиваля ждали и очень его любили. На все концерты набивались полные залы. И участвовать в выступлениях было очень престижно. Даже концерты математического или биологического факультетов собирали аншлаги, хотя математики и биологи никогда ничего экстраординарного не демонстрировали. Я посещал все концерты из любопытства, желания увидеть новые лица и по старой самодеятельной привычке. Я к тому моменту уже имел свой собственный маленький студенческий театрик и считался чуть ли не профессионалом и мэтром.

Макс учился на математическом и выступал за свой факультет. Он не делал ничего особенного и даже не говорил, но после первого же его появления на сцене, следующего его выхода ждали и встречали аплодисментами и радостным смехом. Помню его первое появление.

Он вышел вместе с ведущим концерта в самом начале представления. Ведущий — высокий и громогласный парень, которого в университете знали, и Макс, маленького роста, коренастенький, с аккуратненькой светлой причёсочкой, почти толстый и румяный. Он просто стоял, молчал, улыбался и заметно волновался. Глядел он прямо в зал, переводя взгляд с одного конкретного лица на другое. Он был в белой рубашке, тёмных брюках и при галстуке. А галстук был замечательный. Короткий, широкий, с большим узлом и весь в блёстках. Макс стоял, улыбался, периодически проверял, как лежит на его груди галстук, и слегка перетаптывался и поворачивался на месте для того, чтобы галстук ярче сверкал в лучах прожекторов.

Через десять секунд никто уже ведущего не замечал и не слушал, все смотрели на этого странного, невысокого парня и его галстук. Весь зал, через двадцать секунд хохотал, а старые, матёрые университетские самодеятельные мэтры, среди которых я тогда сидел, перешёптывались: «Кто это такой? Почему его раньше не видели?»

Он был очень смешной. Макс не пытался изобразить неуклюжесть, и не был неуклюж, он был просто скован от волнения и робел. Так же, он удивлялся бурной реакции публики, краснел от удовольствия, публика это видела и заводилась ещё сильнее.

Короче, после концерта к нему за кулисы бросились все, кто отвечал и руководил художественной самодеятельностью. Его звали в театральную студию, предлагали вести ответственные и развлекательные мероприятия и концерты, просто хотели дружить. Он стоял, маленький, коренастый, румяный, улыбался и никому ничего не говорил.

Его угоровили-таки быть ведущим заключительного концерта тогдашнего фестиваля. Он, действительно, объявлял номера и пытался произносить шутки, которые ему написали, но ничего не вышло. Голос его звучал слабо, шутки с Максом как-то не совпадали, а к третьему выходу на сцену в том концерте по его физиономии уже было очень заметно, что он жалеет о происходящем, мечтает сбежать и ему стыдно за всё. Больше он никогда никаких мероприятий не вёл, да никто и не просил, и не звали его уже больше ни в театры, ни дружить. Это я потом выяснил, что Макс сделал это специально, чтобы отстали. Говорить «нет» он не умел совершенно, а сделать так, чтобы отстали, умел. Но если то, о чём его просили, было уж совсем неприемлемым, на его взгляд, он вроде бы соглашался, мелко кивая головой, а после этого исчезал. Исчезал только чтобы не сказать «нет». Исчезал бесследно и недосягаемо. Появлялся же он, как ни в чём не бывало, после того, как становилось ясно, что просить его уже не о чем. Но это я узнаю о нём позже. А пока я наблюдал, как Макс появился яркою звездой, а потом статус звезды не подтвердил и исчез.

Я встретил Макса существенно позже и случайно. Он пил кофе в университетском буфете, был один и я подсел к нему, напомнил, что видел его на сцене, похвалил. Он вежливо заулыбался, но было заметно, что ему не очень приятны эти воспоминания, и для него это пройденная и закрытая тема. Я пригласил его на спектакль в свой театрик. Про этот театрик он знал, ни разу его не посещал и не собирался. Он принял приглашение вежливо, без энтузиазма, но пришёл. Видимо, отказать не смог и не увидел ничего опасного в этом приглашении. Если бы он опасность почувствовал, но то пришёл бы ни за что.

Спектакль ему понравился, он разволновался и остался после спектакля, чтобы как-то выразить свои волнения. Его зацепило! Но я чувствовал, что ему не так понравился спектакль, как атмосфера маленького театрика, хорошие и весёлые взаимоотношения в коллективе, которые очень видны были в том, что происходило на сцене. И его ужасно притягивало творчество. Ничего этого словами он выразить не смог, но это видно было по блеску его глаз и по нежеланию уходить сразу после спектакля.