Кристофер Бакли - Суматоха в Белом Доме

Мне хотелось освободить президента от рутины, чтобы он мог «творчески мыслить», как я говорил, вот я и старался «заслонить» его собой, беря на себя многие жгучие проблемы. Например, вице-президента Дугласа Рейгелата.

«Бинго», как его называли друзья, был резвым парнем, устремленным лишь к одному – попасть на самый верх иерархической лестницы. И, насколько я понимал, он не собирался тратить впустую восемь лет. Стоило службе безопасности упомянуть об излишнем риске для президента, собиравшегося посетить тот или иной регион, как Бинго веселел и произносил что-то вроде: «Мы не можем позволить страху управлять нами». Оставалось только удивляться. Меня особенно раздражало, как он вел себя на совещаниях, выступая когда ему заблагорассудится и даже перебивая президента – президента! – ему непременно надо было высказать свое мнение по всем вопросам. Ничего не попишешь, брак по расчету. Он был навязан нам съездом, а теперь вел себя так, словно его голос что-то значил. По мне, так вице-президента должно быть видно, но не слышно.

Еще мне казалось, что с ним чересчур сдружился Ллеланд. Это он предложил, чтобы Бинго взял на себя проведение в жизнь президентского проекта реформы государственной инфраструктуры. Против этого я возражал как мог, зная, что Бинго, мечтавший о власти, повернет все в свою пользу. Однако надо же было ему что-то делать. К моему ужасу Ллеланд предложил передать ему проект введения метрической системы – на том идиотском основании, будто это все равно «не имеет никакого значения». Моя инициатива не имеет значения! Тогда я сочинил для него записку, в которой высказал все, что думал по этому поводу. Мне стало окончательно ясно: Бэмфорду Ллеланду и вашему покорному слуге не суждено было стать соратниками. Вот так наступила пора ударов в спину.

Однажды президент вызвал меня в Овальный кабинет.

– Герб, я хочу открыть дверь и впустить сюда свежий воздух. После Рейгана здесь никак не проветрится.

Поначалу я не понял, о чем говорит Такер; вообще он довольно часто обращался к метафорам.

– Не хочу утратить связь с американским народом, – продолжал он. – Не хочу самоизолироваться.

– Очень благородно с вашей стороны, сэр.

– Если я когда-нибудь начну говорить «мы» вместо «я», обещайте мне кое-что. – Я обещал. – Вы меня остановите.

Естественно, я обещал исполнить эту почетную обязанность. После этого он сказал, что хочет, каким бы жестким ни было его расписание, каждый день встречаться с каким-нибудь «простым американцем».

Я потерял дар речи. Идея, конечно, красивая, но практически невыполнимая.

– Насколько «простым»? – переспросил я.

– Простым, Герб. Чтобы были черные ногти. Чтобы я почувствовал запах пота.

Перспектива выглядела малоприятной, и я не сумел сдержаться. Слова вылетели прежде, чем я успел опомниться.

– И у нас будут сельские пляски в Восточной комнате?

Увы, мой сарказм пришелся ему не по душе.

– Идея неплохая, – проговорил он бесстрастно.

Я решил больше не возражать. К тому же, у меня не было сомнений, что к нему вернется здравый смысл. Тем временем операция «Открытые двери, или Обыкновенные американцы» была поручена мне.

Реакцию Джин Логан легко было предвидеть. Истерика.

При том, что Джин показала себя во время предвыборной кампании незаменимой добытчицей средств, она была довольно ограниченной женщиной. Ллеланд уговорил президента поручить ей связи с общественностью. (Фили подозревал, что у Ллеланда с Джин Логан есть какие-то отношения, но суть не в этом.) Мы с Фили надеялись, что президент поручит ей что-нибудь не самое главное, типа Национального комитета по искусству.

– Это не серьезно! – взвизгнула она, когда я сообщил ей новость по телефону.

– Тише, тише. Мы на работе.

– Где прикажете их искать? – прошипела она.

Общительность не входила в число талантов Джин. Она принадлежала Вашингтону, и, как говаривали в начале восьмидесятых, у нее не было привычки протягивать руку кому попало.

Глупо.

– Не знаю, Джин. – Голос у меня звучал кисло. – Может быть, ваша гвардия подскажет что-нибудь.

– Ну да. Как же.

Начался не самый приятный период в моей жизни. С Джин приходилось воевать по каждому пустяку. Наши взгляды на «простого американца» не совпадали. Ее американцы одевались у Лоры Эшли и ездили на «вольво».

Мой «обыкновенный американец» был обыкновенным, серым, скучным и пахучим. За этим я взялся проследить лично. Если президенту хочется нюхать реальных людей, то пусть понюхает – может быть, к нему вернется здравый смысл и он остановит недостойный спектакль. Особенно гордился я ароматным упаковщиком цыплят из Мэриленда.