Владимир Войнович - Два товарища (сборник)

– Да, правильно, – согласилась она, будто я сказал что-то мудрое. – Слушай, ты почему не приехал?

– Я был занят.

– Но сейчас ты не занят?

– Сейчас я хочу спать. И уже поздно.

– Еще только одиннадцать часов.

Я гляжу на часы: верно. Мне казалось, что уже гораздо больше.

– Слышишь, я очень хочу тебя видеть. Очень, очень!

При этом она, конечно, закрывает глаза и покачивает головой. Эта театральная самодеятельность раздражает меня, но я все-таки соглашаюсь:

– Хорошо, я приеду.

Мне жалко Клаву.

Когда-то Клава была замужем. Семь лет она прожила с одним учителем, который активно участвовал в художественной самодеятельности, но потом выдвинулся, был приглашен в областную филармонию. После этого он ушел от Клавы, решив, что теперь их интересы не совпадают. Клава тогда уехала на Печору, где я с ней и познакомился четыре года тому назад.

Она работала в нашей амбулатории, и все у нее одалживали спирт, когда его не было в магазинах. Наши отношения начались еще там и теперь продолжаются – по инерции.

Сейчас она работает в поликлинике участковым врачом. Живет на окраине города в вытянутом сером строении, в том самом, где когда-то жила вместе с мужем. Ее комната находится на втором этаже в конце узкого коридора с дверями, расположенными в шахматном порядке по обеим его сторонам. Все соседи меня давно знают. Когда я иду по коридору, двери поочередно открываются, и я на ходу кланяюсь направо и налево, как бы раскачиваясь из стороны в сторону.

Клаву застаю всегда в одной и той же позе: она лежит на низкой тахте, обложенная книгами. Книги она проглатывает в огромном количестве, и я ей немного завидую. Но нельзя же читать все без разбору. Все, что в Клаве есть деланного и наигранного, – это от них.

Когда я прихожу к ней, у нас начинается вечер вопросов и ответов.

– Ты на чем приехал?

– На такси.

– На улице холодно?

– Так себе.

– А помнишь, какие морозы были на Печоре?

Если не прекратить это вовремя, мне придется ответить на вопросы об изменении климата и о видах на урожай, поделиться впечатлениями от последнего фильма и высказать свое отношение к алжирской проблеме.

– Слушай, согрей, пожалуйста, чаю, – прошу я только для того, чтобы прервать эту бесконечную цепь вопросов.

– Ой, прости.

Она торопливо вскакивает и, запахнув полы халата, бежит на кухню. Я отодвигаю в сторону книжки, ложусь на тахту, курю и стараюсь ни о чем не думать.

Блаженное состояние. Так бы, кажется, лежал целую вечность, но через семь часов меня снова разбудит будильник и снова, проклиная все на свете, мне придется тащиться к себе на объект, выколачивать из Богдашкина материалы, ругаться с рабочими, начальством или скучать на производственном совещании, для которого, наверное, и завтра найдется повод.

Впрочем, все это можно было бы вынести, если бы меня не торопили со сдачей объекта. Можно бы сдать его в том виде, как он есть. Но уж больно хочется сделать что-нибудь настоящее, чтоб было не стыдно.

Конечно, можно и отказаться от сдачи, именно так я и делал два раза. Но тогда я был помоложе и посмелее. Я легко переезжал с места на место и, живя в палатках или временных бараках, с презрением относился к коммунальным удобствам.

Клава внесла чайник, налила мне чай и пододвинула тарелку с пряниками собственного производства. Cама села напротив и, подперев голову руками, смотрит на меня, как я ем и пью.

– Что-то ты плохо выглядишь, – сказала она. – Ты, по-моему, нездоров.

– Хорошие пряники, – сказал я, – как тебе удается такие делать?

– Выпьешь чай, я тебя, пожалуй, послушаю. Что-то мне твой вид очень не нравится, – сказала Клава.

– Нечего меня слушать, – сказал я, – я не патефонная пластинка. Вид мой мне самому не нравится.

Клава взяла мою руку в свою и подержала недолго.

– Пульс у тебя совсем паршивый, похоже, предынфарктное состояние.

– Прошлый раз ты говорила то же самое, – сказал я. – У любого прораба каждый день предынфарктное состояние. Особенно перед праздником.

– Если ты не веришь мне, – обиделась Клава, – сходи к другому врачу.

– Я бы сходил. Если б знал, что меня положат в больницу.

Про себя я подумал, что в больницу лечь сейчас было бы очень неплохо, пускай Силаев сам сдает мой объект, раз уж он ему так нравится.

– Хорошие пряники, – сказал я. – Где ты достала муку?

– Хорошая хозяйка все достанет. Правда, я хорошая хозяйка?

– Не хвастайся, я все равно на тебе не женюсь.