Владимир Войнович - Два товарища (сборник)

– Двадцать три.

– Молодой, – недоверчиво сказала старуха. – Молодой не молодой, а семьей надо обзаводиться, детишками. Это ж какая радость – детишки.

– Людмила, – сказал Борис, – у тебя спирту нет?

– Нет, – сказала Людмила. – Немного оставалось, вчера выпили.

– Поди-ка сюда. – Борис отозвал ее в соседнюю комнату и о чем-то с ней говорил, судя по всему, просил денег, а Людмила отказывала. Потом они вместе вышли.

– Пойдем, Ваня, прогуляемся, – предложил Борис. – Посмотришь наш поселок, а то ж ночью небось ничего не видал.

– Пойдем, – согласился Иван.

В небольшом магазине напротив станции выпили они еще по полстакана водки и по кружке бочкового подогретого пива. Зашли на станцию проверить расписание и выпили там в буфете по стакану красного. На обратном пути завернули опять в магазин, взяли еще по кружке пива. Бутылку «Кубанской» Борис запихал в левый внутренний карман пальто.

– Во, Настёнка, – похлопав себя по тому месту, где выпирала бутылка, – сказал Борис продавщице, – грудь побольше, чем у тебя. Еще б сюда бутылку – и можно в самодеятельности бабу играть.

– А чего ж не возьмешь еще? – спросила Настёнка.

– Время не хватает, – пошутил Борис и пошевелил пальцами, словно пересчитывая деньги.

Назад пошли напрямую, по тропинке через какие-то огороды. Тропинка была узкая, левой ногой Алтынник шел нормально, а правой попадал почему-то в сугроб. «Видно, обратно косею», – подумал он безразлично.

Вернувшись, сели опять за стол. Алтынник выпил еще полстакана и после этого помнил себя уже смутно.

Почему-то опять разговор зашел насчет возраста.

– А мне вот скоро тридцать пять годов будет, – сказала Людмила, – а никто мне моих годов не дает. Двадцать шесть, двадцать восемь от силы.

– Еще взамуж десять раз выйдешь, – сказал Борис.

– А у нас Витька Полуденов, – вмешалась в разговор бабка, – со службы пришел, взял за себя Нюрку Крынину, а она на двадцать лет его старше и с тромя ребятами. И живут меж собой лучше не надо.

Алтынник насторожился. Он понял, куда клонит бабка. Ему стало весело, и он сказал:

– Ишь, бабка-хитрюга. Думаешь, я не понимаю, к чему ты все это гнешь? А хошь вот я, – он хлопнул ладонью по столу, – на тебе женюсь? – Он повернулся к Борису: – А, Борис? А ты меня будешь звать папой и будешь нам с бабкой платить алименты по старости лет.

Эта мысль показалась ему настолько смешной, что он долго не мог успокоиться и трясся от мелкого, может быть, нервного смеха. Но его никто не поддержал, а наоборот, все трое насупились и недоуменно переглядывались. Поняв, что сказал бабке что-то обидное, он перестал смеяться. Старуха сидела, поджав тонкие губы.

– Что, бабка, обиделась? – удивился Алтынник.

– Еще б не обижаться, – сказал вдруг Борис. – Нешто можно старому человеку глупости такие говорить?

– Фу-ты ну-ты, – огорчился Алтынник. – Что за народ пошел. Мелкий, пузатый, обидчивый. В рожу плюнешь – драться лезет. Я ж пошутил просто. Характер у меня такой веселый: люблю пошутковать, посмеяться. Ты говоришь, этот ваш… как его… взял на двадцать лет старше, а я тебе говорю: давай, мол, бабка, с тобой поженимся. Ну ты, конечно, не на двадцать годов меня старше, потому что у тебя дочь мне все равно как мать. А жениться, бабка, мне еще ни к чему. Я, бабка, еще молодой. Двадцать три года. Можно сказать, вся жизнь впереди. Вот армию отслужу, пойду в техникум, после техникума в институт. Инженером, бабка, буду.

Ему вдруг стало так грустно, что захотелось плакать. И говорил он все это таким тоном, как будто к трудному и тернистому пути инженера его приговорили и приговор обжалованию не подлежит.

Людмила, сидевшая рядом с Алтынником, на эти его слова реагировала самым неожиданным образом. Она вдруг встала, покраснела и изо всей силы грохнула вилку об стол. Вилка отскочила, ударилась в оконное стекло, но, не разбив его, провалилась на пол между столом и подоконником.

– Ты чего, Людка? – вскочил Борис.

– Ничего, – сказала она и кинулась в соседнюю комнату.

Борис пошел за ней. Бабка молча вздохнула и стала собирать посуду. Алтынник сидел растерянный. В его мозгу все перемешалось, и он никак не мог понять, что здесь произошло, кого и чем он обидел. Бабка собрала посуду и стала мыть ее возле печки в тазу с теплой водой. За дверью соседней комнаты слышен был глухой голос Бориса, он звучал монотонно-размеренно, но ни одного слова разобрать было нельзя, хотя, правда, Алтынник особенно и не пытался. Потом послышался какой-то странный, тонкий, прерывистый звук, как будто по радио передавали сигнал настройки музыкальных инструментов.