Елена Колина - Мальчики да девочки

Улыбаясь Мэтру и всем, на кого падал ее взгляд, Лиля пробралась к Никольскому и незаметно отодвинула плечиком беседующую с ним девушку-поэтессу. Хорошо бы вообще не пускать в салон всех этих поэтесс, только мешаются под ногами, хорошо бы она была здесь единственной девушкой... ну, пусть еще Ася будет, но больше никого!

– Как вам понравилось... – начала Лиля. Мэтр был далеко, окруженный учениками, и сейчас одному Никольскому предназначалось особенное Лилино оживление, взгляды из-под ресниц, застенчивая улыбка.

Никольский вежливо кивнул, думая о чем-то своем.

– Вы любите музыку? Хотите, я вам сыграю? – предложила Лиля. Это и был Лилин план: как только закончится чтение, как бы невзначай подойти к роялю, стоявшему в углу, и – вдохновенное лицо, летающие над клавиатурой руки, – это все ему, Никольскому, пусть любуется. Но он никак не отозвался, – вот дурачок, неужели ему не нужно вдохновенное лицо, не нужны летающие над клавиатурой руки?! О господи, что же тогда ему нужно?!

– Все хотят играть в буриме, – вмешалась девушка-поэтесса, недовольная тем, что ее оттерли от Никольского.

– Сейчас будем играть в кинематограф, – ласково улыбнулась ей Лиля.

Никакого буриме! Лиля была несообразительна, рифмовала с трудом, подолгу молчала, не могла придумать строчку, а когда, наконец, придумывала и произносила вслух то, что казалось приемлемым, получалась какая-то глупость. Пару раз над ней посмеялись, и больше в буриме она не играла и старалась, чтобы никто не играл.

– Кинематограф, кинематограф, – живо сказала Лиля, искоса поглядывая на Никольского.

Сейчас все увидят, как она хороша – настоящая актриса, звезда!

В среде поэтов кинематограф считался не искусством, а чепухой, развлечением обывателей. Поэтому и игра в кинематограф была, по сути, игрой в чепуху, – они наспех придумывали какую-то ситуацию, чем более нелепую, тем лучше, и разыгрывали без подготовки. Лиля в этой игре блистала, ей было только жаль, что кино немое, поэтому никакого текста не требовалось, – а она могла бы прекрасно разыгрывать настоящие роли с текстом!

Леничка отвел Лилю в сторону, несколько секунд пошептал ей на ухо: графиня влюблена в лакея, отец запрещает брак, графиня умирает.

Лиля, мгновенно похватав кое-какой реквизит и соорудив себе «длинное платье» из платка, выхваченного из рук девушки-поэтессы, вышла на середину комнаты.

Она – графиня, лежит на диване, обмахиваясь веером, страдает от любви. Любовь Лиля изобразила с помощью фотографии, которую целовала и прижимала к сердцу, и платочка, в который она старательно плакала. Появляется лакей – ее возлюбленный, это Леничка с подносом, на подносе стакан и кусок хлеба, графиня дарит ему страстный поцелуй... Это потребовало Лилиной умелой игры – попробуйте-ка изобразить страстный воздушный поцелуй, – но у нее получилось так смешно, что все смеялись и аплодировали. Лиля так увлекалась своим безусловным успехом, что еще раз изобразила страстный воздушный поцелуй. Под аплодисменты она поискала глазами Никольского – Лиля собиралась встретить его влюбленный взгляд, – но оказалось, он ушел. Какие, однако, у него плохие манеры – неприлично уходить внезапно, не попрощавшись с хозяйкой вечера!..

Лиля доиграла сцену – опять обмахивалась веером, целовала фотографию и, наконец, умерла на ближайшем к «сцене» диване. У дивана собрались рыдающий отец (Собакин-Соболь), рыдающий лакей (Леничка с подносом) и рыдающий доктор (Павел, он ужасно стеснялся и отнекивался, но Леничка сказал, что ему нужно будет просто стоять с обычным докторским видом). Несмотря на всеобщие рыдания, Лиля умерла – очень художественно, прижимая к себе портрет лакея. И не показала вида, что один из гостей пренебрег ее игрой и ею самой!

Если человек может сам себя раздражать, то она сама себя раздражала. Что это у нее за манера – непременно всех привлечь к себе, каждого заставить собой восхищаться?! Зачем ей Никольский, он же совершенно ей не нравится? Ей не нравятся люди, которым не нравится она. Он даже вызвал в ней какое-то физическое отторжение, что-то такое странное внутри...

Ну и хорошо, ну и пожалуйста, она-то вовсе не собиралась заводить с ним роман, у нее уже есть роман – с Мэтром. И, улыбаясь своей самой беззаботной улыбкой, Лиля двинулась к Мэтру – Мэтр был для всех окружавших ее людей самый главный, а самый главный мужчина должен принадлежать ей, разве не так?..

...В воспоминаниях о светской жизни столицы XIX века написано: хозяйка салона была центром, культурно значимой фигурой, законодательницей, прелестной красавицей, ведущей рискованную литературно-эротическую игру. Чаще всего салон назывался по имени его хозяйки...