Елена Колина - Мальчики да девочки

Внутреннее, для самой Лили, ее положение было очень удобное: она была влюблена одной большой любовью и многими маленькими. Большая любовь – это, конечно, Мэтр – Поэт, Путешественник, Георгиевский кавалер.

Лиля считала, что ее роман с Мэтром протекает как должно. Изредка Мэтр приглашал ее погулять, они доходили до Невы, затем шли вдоль набережной, мимо Летнего сада, по Гагаринской, к Таврическому саду, и оттуда на Надеждинскую. Он уже не молчал, как в тот раз, когда провожал ее впервые, рассказывал об Африке, о французских поэтах. Мэтр говорил о смерти, не о самой смерти, а о том, как кончается жизнь, что человек имеет право... несравненное право – самому выбирать свою смерть ... И умру я не на постели, при нотариусе и враче, а в какой-нибудь дикой щели, утонувшей в густом плюще ... И что там дальше, после смерти... ... Чтоб войти не во всем открытый протестантский прибранный рай, а туда, где разбойник, мытарь и блудница крикнут: «Вставай!» [19]Мэтр уверял, что знает, что доживет до девяноста лет, и это совершенно точно – у поэтов есть предчувствие своей судьбы.

Лиля действительно находилась с ним в особенных отношениях, не отношениях учителя и послушной ученицы, как все остальные. Она и не была «как все», не писала стихов, не чертила таблиц, а была с ним кокетлива и мила просто как с интересным мужчиной, что даже придавало ей очарования в его глазах, – он не шутя ею восхищался. Эта зеленоглазая своенравная девочка была кем-то очень правильно воспитана: мужчине нужны широко открытые восторженные глаза, мужчину нужно уметь слушать, зачарованно слушать, и она умела.

Мэтр говорил, что каждый человек всегда имеет свой истинный возраст, не паспортный, не биологический, а один и тот же вечный возраст, на всю жизнь. Ему самому, он считал, тринадцать лет. А Лиле всегда будет пятнадцать, она всегда будет цветущая весна, а он рядом с ней мальчик... ...Заблудился навеки в слепых переходах пространств и времен... ...Некрасив и тонок, полюбивший только сумрак рощ, лист опавший, колдовской ребенок, словом останавливавший дождь. Ей было невыразимо приятно, что знаменитый поэт, храбрец, Георгиевский кавалер рядом с ней, с этим ее нарочито наивным бантом в волосах, – мальчик. Подумать только, он мальчик, а она взрослая, «цветущая весна»!

– Нет, если вам тринадцать, то мне десять, – заспорила Лиля из чувства противоречия. На самом деле десятилетняя она была совершенно такая же, как сейчас, читала книжки из запрещенного шкафа, мечтала о любви и все про себя знала – знала, что ей, Лили, предназначено что-то необыкновенное. И неважно, как теперь ее имя, она здесь, на земле, не просто так. Возможно, что и для Мэтра... Он был очень мужчина, настоящий мужчина, с настоящим мужским вкусом к жизни – путешествия, войны, стихи, и стихи его были мужественные, взволнованные, как удар, как приглашение к любви. Порой из него выглядывал робкий мальчик, пытающийся скрыть свою робость, быть храбрым, но это и было настоящим знаком мужественности...

Мэтр прочитал ей бездну стихов, своих и чужих, а однажды сказал, что заведет «Альбом Лили» и будет вписывать туда ВСЕ СТИХИ, ПОСВЯЩЕННЫЕ ЕЙ!.. Больше об этом разговора не было, но ... подошла неслышною походкой, посмотрела на меня любовь. Отравила взглядом и дыханьем... и ушла в белый май с его очарованьем... Или: Нежно-небывалая отрада прикоснулась к моему плечу... Или: Нежный друг мой, беспощадный враг, так благословен твой каждый шаг, словно по сердцу ступаешь ты, рассыпая звезды и цветы . Неважно, что он это уже написал, это он КАК БУДТО ПРО НЕЕ написал! Мэтр так и не посвятил Лиле ни одного стихотворения, но Лиля не огорчалась: ходили слухи, что Мэтр последовательно посвящал разным дамам сердца одни и те же стихи, чуть изменив строку, – спрашивается, зачем же ей, Лиле, становиться в общий ряд и в один прекрасный момент обнаружить, что ее стихи не вполне ее ?! У них и без посвящений совершенно особенные отношения.

Мэтр крестился на каждую церковь, не скрывал и как будто даже гордился тем, что он монархист: ... Я бельгийский ему подарил пистолет и портрет моего государя . Лиля не крестилась, вспоминала, как она в детстве обожала Государя, и у нее мелькала мысль: какое счастье просто БЫТЬ СОБОЙ. И еще одна у нее была мысль, не мысль, так, мыслишка, мелкая хозяйственная женская мыслишка: если Мэтр так привержен монархии, то непременно должен ценить дворянское происхождение, тогда, узнав, кто она, он увлечется ЕЩЕ СИЛЬНЕЕ? Она думала об этом, как будто придерживала козырную карту в игре, на крайний случай, но это был всего лишь козырной туз в рукаве, который она никогда бы не вытащила, – стоит только начать рассказывать и потом уже не остановишься... Нет. Но искушение было, и вовсе не осторожность помешала ей поведать свою романтическую историю, а только то, что все, что происходило между ними, – прогулки, стихи – было в самый раз.