Альва Бесси - Люди в бою

Все определилось: Джо Норт возвратится на родину, его место корреспондента «Дейли уоркер» займет Эд Рольф, я займу место Эда. Теперь остается только выяснить, когда это произойдет. «Когда я вернусь из Барселоны», — говорит Эд. Я со дня на день жду, что мое назначение официально подтвердится, но мне никто ничего не говорит: все хранится в строжайшей тайне. Я слоняюсь из роты в роту, от нечего делать пытаюсь вылечиться от вконец измучившей меня чесотки (я наверняка подцепил ее от Аарона), являюсь в санчасть к доктору Саймону, который дает мне два растирания: одно из них щиплет кожу, другое воняет — но проку нет ни от одного. «Бесси, — говорит мне наш рассеянный эскулап. — Вылечишь ты чесотку или нет, какая разница? Тебя все равно укокошат, так что зря стараешься — никто на тебя не посмотрит, никто не скажет: «Ай-яй-яй, какой ужас, смотрите, у него чесотка!» Странный он парень, этот медицинский студент, выполняющий у нас обязанности врача; благодаря своей рассеянности и невнимательности он ходит у нас в отчаянных храбрецах. Он прет в самое пекло, спокойно и не спеша работает под сильным огнем. Ребята вечно спорят, чем объясняется его храбрость — силой воли или тем, что он ничего вокруг себя не замечает, что он, мол, из тех, кто мок бы под дождем, а в дом зайти не догадался.

— Опять взялся за старые штучки, как я погляжу, — говорит Аарон, когда я отдаю ему сигарету, которую выцыганил у Норта.

— Что бы ты делал без меня?

— Уж как-нибудь перебился бы, — говорит он. — А что твой дружок Норт тебе сказал?

Я говорю, что наше наступление, по всей видимости, помогло ослабить натиск на Левант, что оно подняло дух наших партизан за линией фронта, что оно деморализовало франкистские тылы, что оно способствовало переменам в международной обстановке: в Англии широкие круги общественности хотят заставить Чемберлена пересмотреть его испанскую политику; говорят, что правительству Даладье надоели постоянные уступки Англии Гитлеру и Муссолини и оно снова неофициально открыло французскую границу. Наше наступление воодушевило широкие круги людей, сочувствующих Испанской республике, во всем мире, и они пытаются повлиять на свои правительства, убедить их прийти на помощь Испании. Порядочных людей нельзя обмануть.

— Так-то оно так, — говорит Аарон. — А ты читал испанские газеты: япошки совершают набеги на советскую территорию; лорд Ренсимен [155] Речь идет о неофициальной миссии английского правительства, Возглавляемой лордом Ренсименом, которая пробыла в Праге с 3 августа по 16 сентября 1938 года. Миссия Ренсимена была одним из звеньев политики «умиротворения агрессора», подготовившей Мюнхенское соглашение 1938 года. в Праге, а мистер Чемберлен готов продать чехов с потрохами, помяни мое слово. Гитлер призвал в армию чуть не полтора миллиона человек…

Милый папка «начинается письмо»! Дейвид просит обнять тебя крепко-крепко. Вчера мы ходили на пляж в Рийс-парк. Мама купила две пары тапочек — одни мне, другие Дейву.

Когда вернешься домой, ты нам купишь много-много мороженого у Эди, и мы все наедимся до отвала.

Крепко обнимаю тебя. Ты бродяга! Бродяга! Бродяга!

Дэн

— Мой старший сын пишет, что я бродяга.

— Видно, будет поумней своего папаши, — говорит Аарон. — Поскорее бы тебя взяли на место Рольфа; пора мне от тебя отдохнуть, пусть теперь с тобой Вулф мучается.

— Знаешь, о чем я сейчас мечтаю? — говорю я.

— О чем?

— О бифштексе под грибным соусом.

— А к нему бы гарнир из цветной капусты, — говорит Аарон.

— И бутылочку «Шатонёф-дю-Пап».

— А на десерт блинчики с вареньем.

— А потом хлебнуть коньячку, желательно «Курвуазье», и чтобы его подали в большом, тонкого стекла бокале.

— А потом горячую ванну.

— С ароматическими солями, а в ванне покурить в свое удовольствие.

— И бабу.

— Две бабы.

— Две, да погорячей. Куда подевался этот стервец Кёртис? — спрашивает он.

— Ты что, хочешь послать его за бабами? Мне пусть добудет рыжую.

— Нет, хочу, чтобы он перевел вот эту бумажку: похоже, это приказ.

Кёртис забился в окоп, глубже которого нет в расположении батальона, и отказывается выйти из него, пока не улетят две эскадрильи, ведущие бой прямо над нами. Бой начался на высоте двадцати тысяч футов, эскадрильи сцепились так, что уже не разберешь, где чей самолет; когда самолеты пикируют, стоит такой гул, будто они прямо у тебя над головой. Три самолета загораются и падают один за другим; два парашюта, распустившись, как цветы по весне, неспешно плывут вниз. Видно, как летчики подтягивают стропы, управляя парашютами; они болтаются из стороны в сторону, наподобие маятников, а их собственные, фашистские самолеты, пикируя, поливают своих же летчиков пулеметными очередями.