Сергей Алексеев - Дождь из высоких облаков

– Удивительное совпадение, – приподнимаясь, то ли в шутку, то ли серьезно отозвалась она. – А я мечтала, чтобы кто-нибудь когда-нибудь подал мне утром кофе. Даже загадала: кто это сделает, за того и замуж пойду.

– И никто не удосужился? Вот дураки!

– Они-то дураки. А вот что теперь станешь делать ты?

– Что? Думаю, моя песенка спета.

Андрей скинул рубашку, прилег рядом с Надеждой и потянулся за своей чашкой. Но она отставила кофе и спросила с испугом:

– Погоди, Сережа... А это что у тебя на спине?

– Где?

– Вот. – Она дотронулась до его кожи. – Это... рана?

– А, уже зажило! – легкомысленно отмахнулся он. – Нечего разглядывать голого мужчину! Давай пить кофе.

– Нет, все-таки ответь.

– Мужчин шрамы украшают, не приставай!

– Это не шрам... Это же недавняя рана!

– Зато я месяц в госпитале отдохнул и теперь с тобой!

– Я почувствовала. – Она села, прикрывшись одеялом. – От тебя пахнет больницей.

– Да? Не обращай внимания, скоро выветрится...

– Почему не позвонил мне из госпиталя? Ты же был в Москве? Я бы пришла к тебе!

– Зачем?

– Не знаю... Чтобы быть рядом.

– И видеть меня на больничной койке? Не дождетесь!

– Сережа... Только не говори, что был ранен, когда разбирал завалы. Ты воевал?

– Придумать какую-нибудь героическую историю? Запросто...

Надя съежилась, обхватила руками колени, положила на них подбородок. Смотрела, как собаки смотрят на вожака стаи. Андрей этого не выдержал, заговорил резко, не выбирая слов:

– Мы разбираем завалы. Черпаем чужое дерьмо, как ассенизаторы. Политики и всякая сволочь гадят, а мы потом разгребаем...

– Неужели ты убивал людей, Сережа?

– Людей убивают наемники, – жестко отрезал он. – А я солдат Отечества и уничтожаю его врагов. И впредь буду делать это. Еще за Володьку не отомстил...

Она застыла, на побелевшем лице выделялись ставшие огромными глаза и сжатые губы.

– И ты снова сейчас поедешь... воевать?

Он сел, приняв точно такую же позу, как она.

– Завтра рейс из Чкаловского, в семнадцать десять.

Надежда порывисто обняла его, повисла, уткнувшись в шею. Он не шелохнулся, словно каменный.

После долгой паузы пролепетала безнадежно:

– Хочу за тебя замуж... Делай скорее предложение. Ну?

– Сейчас не буду.

Она ожидала этого.

– Странно... Никто никогда не подавал кофе. Никто не делал предложения. Ну-ка, Сережа, скажи, почему.

– Не хочу, чтобы ты овдовела... Я суеверный.

– Знаю... Все, кто связан с риском, суеверные. Летчики, моряки, военные... Они говорят не «последний», а «крайний»...

– Тем более если знаешь... Володька женился на Тамаре... В первый и последний раз... Через год погиб.

Она чуть пошевелилась.

– Зачем ты мне врал про пожар в завале?

– Я не врал. Володька сгорел. Вернее, его сожгли. Взяли в горах тяжело раненного, облили напалмом... И сняли это на видео. Я смотрел...

Надежда обхватила его голову обеими руками и замерла. Он посчитал, что сказал слишком много, добавил виновато:

– Ничего больше тебе не скажу... Ты слишком впечатлительная.

– Сережа, Сережа, Сережа, – взмолилась она ему в ухо. – Я хочу ребенка. Я хочу ребенка! От тебя, слышишь?

Он высвободился, посмотрел ей в глаза.

– Прости... Не будем плодить безотцовщину. А вот когда кончится война... И начнется вторая жизнь... Как у твоего отца...

Надежда с потемневшим чужим лицом отшатнулась.

– Уходи, – вдруг тихо проговорила она, глядя перед собой.

Андрей медленно встал с постели, ссутулившийся, погасший, постоял с опущенной головой.

– Когда я вернусь с войны... А я вернусь!

– Уходи! – Голос ее стал звенящим и грозным.

Он молча и быстро оделся, остановился на пороге и обернулся:

– Когда кончится война, я найду тебя.

Надежда видеть его не могла, сказала в пустоту, уже беспомощно, бессильно и одновременно заклинающе:

– Уходи... – И упала ничком, скрутилась в эмбрион.

В передней хлопнула дверь. Щелкнул английский замок...

Надежде снилась война, которую она никогда не видела, поэтому выглядело все по-киношному, как мультик. Страшные янычары стреляли из пушек, и снаряды с пронзительным свистом летели в парковую беседку, где сидели, прижавшись друг к другу, они с Андреем. Взрывы взметались ближе и ближе, уже не походили на мультяшные, и Надежда все сильнее стискивала Андрея, а он становился все меньше, меньше, пока вдруг не превратился в младенца, завернутого в пеленки.

И тут раздался вой того снаряда – последнего, – который должен был накрыть беседку. Надежда рухнула на пол, закрывая собой ребенка.