Несмотря на свое отчаяние Жаваль имел одно утешение.
"Ба! -- рассуждал он. -- По-моему, все-таки лучше разориться, чем быть расстрелянным. Да наконец, я укрощу этого свирепого зверя своим усердием, предупредительностью, а особенно дешевизной моего заведения", -- прибавил он с глубоким вздохом, при воспоминании о принятом обязательстве отказаться от обдирания путешественников.
Потому читателю понятно волнение Жаваля, когда он увидел сходящего с лестницы постояльца, чье пробуждение он караулил с таким страхом.
-- Страус, я, вероятно, не вернусь до вечера, -- сказал Пьер.
-- Разве господин Бералек выйдет с пустым желудком? Гражданин, должно быть, не знает, что и завтрак включен в цену комнаты?
-- Итак, вы меня не будете ждать, -- прибавил Кожоль, не обращая внимания на вкрадчивую речь Жаваля.
-- В таком случае, вернувшись, гражданин найдет в своей комнате ужин и одну... и даже две бутылки того бордо... которым, надеюсь, господин остался доволен, -- сказал хозяин со смутным страхом при мысли о том, что он мог подать своему ужасному постояльцу бутылку, мошеннически разбавленную для иностранцев.
Но, торопясь и беспокоясь, граф Кожоль вышел, не отвечая на предупредительность Жаваля, который, стоя у порога, провожал его глазами, бормоча:
-- Куда это он отправляется в костюме работника? О! Эти полицейские шпионы очень искусны в переодевании.
Он внезапно побледнел.
-- Да, куда же он?.. Может ли быть, что чудовище отправляется с доносом на меня? Он ушел, мрачный и задумчивый. А я-то забыл крикнуть: "Да здравствует Директория"! Он, конечно, идет заказывать ружья! Ах, Боже мой! Я чувствую, что совсем болен, пойду проглочу своего успокоительного.
Пока Жаваль сокрушался о своей судьбе, Кожоль быстрым шагом шел по улицам Парижа.
Он достиг Люксембурга, размышляя:
-- До приезда во дворец никакая опасность не могла угрожать моему храброму Ивону. Неприятель мог подстеречь его или на самом балу, или после того.
Пьер проник в публичный сад, который, как мы сказали раньше, возвышался уступами над оградой приватного. Кожоль оперся на мраморную балюстраду и оттуда увидал внизу работников, убиравших праздничные украшения.
"Если на балу произошел какой-нибудь скандал, в котором замешан Ивон, то эти работники ничего не могут знать о нем; нужно расспросить кого-нибудь из живущих в самом дворце или слугу", -- думал Пьер.
Он вернулся назад, повернул на улицу Вожирар и дошел до входа в Люксембург, обращенного на улицу Турнон.
На пороге, гордо вытянувшись, стоял мифический колосс, швейцар этих дверей, одетый в блестящий мундир, весь шитый золотыми галунами.
"Вот кто может дать мне некоторые объяснения", -- решил Пьер.
Благодаря своему костюму, придававшему ему сходство с работниками, убиравшими бальный хлам, Кожоль смело вошел во дворец и прошагал мимо вызолоченного швейцара.
Сделав несколько шагов в передней, он вдруг повернулся и, возвратившись к блестящему привратнику, сказал:
-- Ах, генерал, скажите мне...
Польщенный званием генерала (данным, по его мнению, за вызолоченный мундир), швейцар стал любезен:
-- Что тебе, милый мальчик?
Кожоль принял таинственный вид и наудачу прошептал ему на ухо:
-- Гм! Генерал, что вы скажете о вчерашней истории?
-- Вот как! Так ты о ней знаешь, малый? -- вскричал наивно швейцар.
Сердце графа забилось от радости при этом восклицании, указавшем ему на начало следа. Он покачал головой, говоря:
-- О, я о ней знаю, не зная ее. Видите ли, генерал, как послушаешь того, другого, так никогда не доберешься до правды... разве только обратишься к серьезной и высокопоставленной особе... например к вам.
Высокомерный швейцар с удовольствием пил чашу этой грубой лести, которая развязала ему язык.
-- Ну, так ты можешь увериться, насколько тебе налгали, потому что я скажу тебе всю правду, я! Истинную правду! -- сказал громадный сторож, желавший разоблачить обманщиков из передней, до которой дошли неверные сведения.
-- Узнаем истинную правду, генерал.
-- Слушай. В то время как директор Баррас обнимал одну даму, вор подкрался к нему и собирался вытащить часы. Но ему удалось сорвать только один из брелоков. Дама хотела помешать бегству вора, но он свалил ее на землю ударом кулака. Жаль, что я вовремя не узнал об этом, а то легко бы схватил этого подлеца на выходе. Я как раз стоял у дверей дворца, когда он быстро проскакал мимо. А я еще подумал: "Вот мальчик, которому ужасно хочется догнать хорошенькую упорхнувшую танцовщицу". Как сейчас вижу его, бегущего, как спущенная стрела, в улицу Турнон.
Читать дальше