Александр Мелихов - Лорелея

Те дни в моей памяти сохранились беззаботной вылазкой к морю студенческой компашкой, в которой самому солидному двадцать два, а не девятнадцать. Огорчительно было только то, что никто, кроме меня самого, не воспринимал меня двадцатидвухлетним. Красивым – еще туда-сюда, но уж никак не двадцатидвухлетним. Хотя я был в отличной физической форме, брал в волейболе самые трудные мячи, к ужасу Лоры, заплывал дальше всех до полной неразличимости, а по дороге на пляж отказывался сделать лишние двадцать шагов до калитки, а брался за металлическую окантовку полутораметровой сетчатой ограды и без малейшего усилия перемахивал на ту сторону. И Лора не переставая восторгалась, какой я сильный, ловкий, смелый и умелый для своего возраста . Хотя я был и лучше сложен, и более спортивен, чем ее жених, а недостаток волос при моей короткой стрижке, казалось мне, не так уж и бросается в глаза. Тем более, что и жених ее, Максим, студент-геолог, тоже сверкал бритым массивным черепом – хотя это, кстати, на много лет опережало тогдашнюю моду. Но он привык бриться в Мангышлакских экспедициях, где было проще сбрить волосы, чем их вымыть.

Лора обожала и мои остроты, и мои проницательные реплики в обычных студенческих препирательствах на возвышенные темы, и мою начитанность, и мою бывалость, однако в ее восторгах невозможно было разглядеть ни искорки влюбленности – одно лишь обожание студенточки-отличницы, торопящейся поскорее рассказать жениху о своем гениальном старичке-профессоре.

Не подумайте, я человек более чем добропорядочный, я бы не допустил и мысли нарушить ее покой или, тем паче, разрушить благополучие, – мне бы с лихвой хватило и тех микроскопичностей, которые у порядочных девушек, не умеющих понять их эротическую природу, ускользают из-под контроля сознания – задержавшиеся взгляды, задержанные прикосновения... А нам приходилось во время игры в волейбол или в догонялки на море и на суше даже немножко тискать друг друга или стряхивать вдавившиеся в лопатки песчинки – но это не вызывало у нее ничего, кроме азартного смеха или простодушного усердия, словно я был ее немолодым папочкой.

Возможно, виной всему было присутствие моего сынишки, с которым Лора болтала и смеялась совершенно на равных? Во всяком случае, не присутствие ее жениха, к коему она относилась с заметной нежностью, но отнюдь не млела от его близости. Максим, пожертвовавший Лориному желанию «отдохнуть» у моря сразу и экспедицией («полем»), и честью (добыл справку о несуществующей болезни), старался возместить свое предательство тем, что ни на миг не расставался с мрачным томом, посвященным окаменелостям.

Вот уже третье лето изучая морские осадочные породы во глубине мангышлакских пустынь (слово «аммонит» он произносил с таким почтением, словно это была взрывчатка), Максим и у современного моря старался хоть чем-нибудь наверстать упущенное. У каждой осыпи, размыва или бог весть откуда скатившегося обломка скалы он подолгу, невзирая на наши шуточки, разглядывал так и этак обнажившуюся изнанку мира и произносил величественные заклинания: фанерозой, мезозой, кайнозой, юра, мел, пермь, девон, голоцен, плиоцен, поясняя их какими-то нечеловеческими, убийственными сроками – пятьсот миллионов лет, триста миллионов, двадцать пять миллионов...

Однако нас это только забавляло: главный источник – или, если хотите, признак счастья – самоуверенная иллюзия, что законы мироздания писаны не для тебя, что ты и те, кого ты любишь, это одно, а те, из кого складываются осадочные породы, нечто совсем, совсем другое...

Особенно забавным в этих геологических экскурсах было сходство Максима с Бенито Муссолини, чей портрет в молодости никто из нас не видел, но, глядя на Максима, мог легко вообразить. Юный Бенчик в исполнении Максика был на удивление славный парень – добрый, заботливый, мужественный, простодушный... Задавши мне как представителю более точных наук глубокий вопрос, с какой скоростью устаревают факты в геологической науке, он прямо-таки расстроился, когда я шутки ради ответил, что факты вообще никогда не устаревают. «Но как же – вот в такой-то статье написано, что там-то найдена нефть. А потом ее там не оказалось. Разве этот факт не устарел?» – «Нет, – отвечал я, – такого факта вовсе не было. Фактом являлась лишь публикация статьи. Она и осталась фактом».

Мне показалось, что Лоре неловко за его неспособность противостоять моей казуистике, и я поспешил признать его правоту. Да ему и не к лицу было бы упражняться в крючкотворстве – этакому добродушному плечистому увальню, чья легкая коротконогость и намечающееся курчавое брюшко не оставляли никаких сомнений в том, что дуче был бесстыдно оклеветан его политическими конкурентами. Но если бы даже и они посмотрели, с какой серьезностью он растолковывает нам, почему раковины оказываются закрученными по или против часовой стрелки, – даже и у них не хватило бы совести настаивать на своей лжи.