Андрей Неклюдов - Как я был Рычанчиком

– С вантозом на голове! – подхватил я. – Вместо шапки-невидимки.

– Или сидит на дереве с разводным ключом!

– Или на крыше! И швыряет оттуда сосульки…

– Вот вы где! – раздался в этот момент яростный возглас. – Я их жду, туалет заливает, а они лясы точат! Уволить вас пора!

Продолжая извергать проклятия по нашему адресу, суровая техник отправилась дальше через дворы на поиски мифического сантехника, но через минуту воздух потряс крик и женский плач, настоящие рыдания. Мы с Костей бросились на шум.

Техник сидела на канализационном люке, вытянув ноги, и ревела. Рядом валялись осколки здоровенной сосульки.

Пока Костя помогал пострадавшей доковылять до дворницкой, я на всякий случай поспешил на вахту, чтобы вызвать «скорую».

Странно… Впервые за время моего проживания на Дворцовой обе парадные двери были распахнуты настежь. За ними в свете беззаботного весеннего солнышка стояла задом машина скорой помощи с раскинутыми, словно для объятия, дверцами.

«Я еще и позвонить не успел…» – поразился я. Но тут двое облаченных в саван санитаров пронесли носилки, покрытые простыню. Следом понуро брел Шура Шайкин. Откуда-то из темноты возникла безмолвная фигура милицейского старшины. За спиной у него топталась Шляпа.

– …А я думаю, что это Коробков целый день свой участок не убирает, – больше обычного округляя глазки, тараторила она. – Может, думаю, заболел? Тут, знаете, у Рычанчика была желтуха… Я давай к нему стучаться, а он молчит…

– Шурик, что здесь происходит? – подошел я к Шайкину.

– Серега-чмо! – процедил тот и выругался матом. – Мухоморов, видать, пережрал.

– И что? – недоверчиво спросил я. – Что с ним?

– Кони бросил, вот что, – зажав одну ноздрю, Шурик яростно сморкнулся и попал старшине на ботинок.

В эту минуту простынь зашевелилась, и покойник сел. Подбежавшая медсестра принялась его укладывать, так как сидя он не проходил внутрь машины. Но он уперся в край крыши руками и заорал, запрокинув голову:

– «И душит жизнь, как душный сон отживших душ!..»

«… промывание желудка», – расслышал я слова одного из санитаров.

– Зачем мне ваше промывание?! – закричал Коробков. – Прочтите мне Дудина – и меня сразу вырвет! Меня всегда тошнит от вашего суперреализма? – и он закатился в хохоте.

Из коридора, ведущего в дворницкую, появилась группа милиционеров – двое, а за ними еще один, сумрачный, в очках, с каким-то пакетом в руке. Они подошли к Шляпе.

– Что, наркотики?! – с преувеличенным ужасом и одновременно любопытством прошипела та.

– Разберемся, – коротко бросил очкастый и о чем-то с ней негромко заговорил (я разобрал только слово «Рычанчик»). Комендантша, выкатив глаза, кивнула в мою сторону.

Двое с безразличными скучающими лицами приблизились ко мне и вдруг, молниеносно схватив меня за руки и едва не выдернув их из суставов, защелкнули на моих запястьях наручники. От потрясения и страха я не мог вымолвить ни слова.

Когда меня вывели наружу и протащили мимо «скорой», из которой все еще доносился безумный хохот поэта, я увидел в сторонке желтый милицейский «воронок».

… И меня повезли. Немного придя в себя, я стал озираться. На переднем сидении рядом с шофером, в очках, горбоносый, сидел Урицкий, каким я его видел во сне. А расположившийся напротив меня в полутьме круглоголовый низкорослый милиционер точь-в-точь походил на приснившегося мне коменданта революционной охраны Петрограда Шатова.

– Вы уверены, что взяли того, кого надо? – слабым голосом спросил я.

– Молчать! – рявкнул Шатов и поправил на голове черную кожаную кепку со звездочкой. – Еще одно слово, Рычанчик, и я угощу тебя вот чем! – и он сунул мне под нос вонючую резиновую дубинку.

В зарешеченном заднем оконце без стекла промелькнула вдали Александровская колонна, и мне показалось, что на ней нет ни ангела, ни креста.