Андрей Неклюдов - Как я был Рычанчиком

– Как обычно. Старшина пропустил без всяких слов.

– Значит, менты тебя уже признают, – заключил Костя. – Видишь ли… мы с Бочей сказали в кадрах, что Рычанчик в больнице, у него желтуха… Но менты об этом не слышали. Так что для них ты Рычанчик, а для Елены не Рычанчик. В общем, я не знаю…

– Ладно, – решил я, – в случае чего скажу, что Рычанчик попросил меня за него поработать, пока он в больнице.

Я взял лом с приваренным к нему лезвием топора и стал помогать другу – бухать этим орудием по грязной корке льда, осыпая себя и напарника белыми и серыми крупицами. Эхо загрохотало по закоулкам тесных дворов-«колодцев».

От глыб льда тянуло холодком, а над нашими головами тепло голубела замысловатая фигура, вырезанная из неба сложными контурами высоких стен и крыш.

– Какие хитрые здесь дворы, – заметил я, – совершенно непонятных форм. А вон там что за башня?

– Это у вояк что-то. Пусковая шахта! – усмехнулся Костя, желая, видимо, развеять пасмурное настроение. – Как только тревога, от нее отстреливается крышка… и падает сюда, во двор. И пошла ракета! Эс-эс-двадцать!

– И всему дому – писец! – вставил я (ко мне стало помаленьку возвращаться состояние беззаботности).

– А шахта стоит! – воскликнул Костя. – Кирпичи только осыпаются, а внутри она железная! – разговаривая, он продолжал колоть лед, и слова разлетались вперемешку с ледяными осколками. – И вояки тоже останутся целыми. Сейчас они, должно быть, заседают, и на доске – чертёж башни и ракеты. Какой-нибудь генерал спрашивает: «Какие возможные издержки при запуске?» Ему отвечают: «Семьдесят пять процентов дворников». Генерал: «А нельзя ли уменьшить процент потерь?» – изменившимся от распиравшего его смеха голосом продолжал Копьев. – «Да, говорят, можно, но при этом пострадает боевая готовность – затянется время пуска. На полторы минуты!» – затрясся Костя. – «А почему семьдесят пять процентов?» – «Потому что установлено, отвечают, что Рычанчик ночует не каждую ночь».

Наш хохот гремел, как в пустом концертном зале, тревожа на крышах голубей.

– Между прочим, – перестал смеяться Костя, – Серега Коробков утверждает, что в этих башнях – их тут две – в первые годы советской власти держали арестованных. И что после убийства Урицкого за одну ночь было расстреляно полтыщи человек, вовсе к этому не причастных. Хотя возможно, эти сведения – из области Серегиного бреда.

– Похоже, – согласился я.

– Пойдем поколем у ментов под окнами, – предложил приятель, – чтоб они тебя видели.

Однако едва мы принялись долбить в новом месте, так что в форточку полетела ледяная крошка, как из этой же форточки высунулась Шляпа, вытаращив на нас глаза.

– Вы кто? Рычанчик? – обратилась она ко мне.

– Я вместо него, – продолжая долбить, невнятно пробормотал я, не зная, кем лучше себя представить.

– А у меня ваших данных нет? – сделала она еще более бестолковое лицо.

– У меня студенческий Рычанчика, – протянул я ей в форточку студенческий билет настоящего Рычанчика. Им меня снабдил на время Копьев.

– А мне сказали, что вы болеете… Вы уже выздоровели?

– Да как вам сказать… Лечусь… – я понял, что придется оставаться Рычанчиком.

– А я вижу: Рычанчик работает! – умильно заулыбалась комендантша. – А вчера тут кто-то другой назывался… Я и оказала: Рычанчика я хорошо знаю.

– Да это Елена ошиблась, – вмешался Костя. – Вчера же в кадрах всё выяснили.

– Да-да, – поспешно согласилась она. – Я сделаю вам пропуск, Рычанчик. Или завтра, или послезавтра.

Я собрался ее поблагодарить, но в форточке уже никого не было, да и форточка была закрыта и даже, как мне показалось, закрашена по шву краской.

С пропуском я стал полноценным Рычанчиком. Я уже не пасовал перед комендантшей и ругался не хуже Шуры Шайкина, когда та пыталась заставить меня мыть туалет.

– Еще чего! Буду я за ментов очки драить! – возмущался я. – Пусть Моисей Соломонович моет! Его очередь.

Моисеем Соломоновичем звали председателя Петроградского ЧК Урицкого.

Однажды Шляпа заявилась к нам в сопровождении двух милиционеров.

– Вот здесь они живут, – в ее голосе звучали предательские нотки. Впервые я заметал на ней пресловутую розовую шляпу. (Очень похожую шляпу, между прочим, я видел в Музее революции, куда нас водили как-то всем курсом. Шляпа та принадлежала некогда революционерке Коллонтай.)

…Кости не было. Не знаю, таскал ли он во дворе мусорные бачки или же отправился в Общий читальный зал Публичной библиотеки, где он собирал материалы для курсовой работы.