— Прозит, — сказал Фридрих, поднимая бутылку.
— Прозит, — произнес я. Мы чокнулись бутылями и выпили.
Очень скоро Гюнтер напился и стал невнятно рассказывать о войне, поминутно вставляя «доннер-веттер», «хурен» и «ферфлюхтен швайн», махая руками и имитируя звук взрывов.
— Я говорю ему, не высовывайся, доннер-веттер, а он говорит «нет, я хочу посмотреть, откуда пулеметчик садит». Вот и досмотрелся второй номер. Каска в одну сторону, голова в другую. А потом налетели зуловские глайдеры, и тут уж всем нам жарко пришлось. Дружка моего убили. Его буквально пополам разорвало зарядом. Он еще жил несколько секунд, успел только сказать: — «мама», а потом — «хурен».
— Вот именно, что это слово, — в сердцах произнес Мюллер. — Растят пацанов, а потом, как стукнет 18, — дадут пару белья, скажут — «Вот Бог, а вот порог». И шагай, горемычный, куда хочешь. На квалифицированную работу не берут, обучение стоит бешеных денег. Квартира — когда она будет. Гражданство — и то надо заработать… — А природа своего требует… Но с нашими фрейлен… А уж попал, то держись. Свои фатер муттер жмоты, скопидомы последние, а уж чужие точно не пожалеют. Помыкается парень, помыкается, — и одна дорога, в Легион.
— Верно говоришь, Фридрих, — произнес Гюнтер. — Три года, три года в пустыне. Днем жара, ночью холод до костей, лихорадка, скорпионы размером с крысу. Стреляешь в этих несчастных зулов, а перед глазами фрау Велта с ее презрительно поджатыми губами. Комрады, что-то я сс*ть захотел. Составите мне компанию?
— Вообще-то не положено, но для друга чего не сделаешь? — хмыкнул Мюллер.
— Пошли, отольём, а то карга пить, наверное, хочет.
Мы направились к сжавшейся в ожидании очередной экзекуции старухе и от души, с удовольствием, в три струи, не жалея, полили тещу Гюнтера желтой, соленой влагой, стараясь, чтобы как можно более «золотого дождя» пришлось на рот, глаза и ноздри.
— Чтобы вас так дети ваши мучили, проклятые изверги, — выкрикнула старуха. Голос был на удивление молодым и звонким.
Гюнтер наподдал ей по ребрам, плюнул и смачно выругался:
— Все ведь удовольствие испортит, с*ка.
Мы вернулись на место.
— Нет, будь моя воля, я бы ее мучил бы, пока она сама не сдохнет, задумчиво произнес Гюнтер.
— А вот тут мимо, — ответил ему Фридрих. Только до утра она в твоей власти. И то, без всяких там кольев в зад, анального секса и прочих извращений.
— А потом? — поинтересовался я.
— Духу не хватит пришить, — лицензия изымается и все, пусть живет, — ответил Мюллер. — Я свою вообще не мучил. Встретил на улице, отвел в сторонку… И шлепнул. Ребята приехали, поверили разрешение, карточку порвали. Штраф еще помню, выписали. За стрельбу в городе. Поговорили, посмеялись, пива выпили. И все равно погано было на душе. Месяца 2 жена не разговаривала, сам места себе не находил. Сынишка спрашивал, куда бабушка делась.
— У тебя сын? — спросил Гюнтер. — Да, — ответил Фридрих кивая. — Счастливый, — в раздумье сказал бывший сержант. — А у меня дочь. Если в монашки не пойдет, то может и мне так придется…
— Да, — без улыбки сказал Мюллер, — лучший подарок, который может сделать дочь родителям, — остаться незамужней.
— Ну ведь неправильно это все, — вздохнул Гюнтер. — растишь ребенка, растишь… Потом приходит молодец и тащит тебя на Тещин остров. Не меня, так мою Марту.
— Неправильно это… — совсем мрачно сказал Штоль. — Замочил бы этого субчика, заел бы, запилил, чтоб и думать, не смел об этом.
— Вот и она, наверное, так думала, — вставил я.
— А куда денешься. Люди мы бедные, откупиться от молодых нечем будет.
— Да ладно, — не поверил я.
— Правда, — мрачно сказал Гюнтер. — Вот все мое добро. Он извлек из кармана золотые часы-луковицу. — На обзаведение хозяйством хватит, — сказал он. — А дальше — вертись как хочешь. И то ведь с мертвого зульского офицера снял. Так бы и этого не было.
— А хочешь, я тебе «машинку» подарю? Не простую, с секретом. Я извлек из кобуры «Валькирию».
— Ох, ты, — удивился Гюнтер. — Что это?
— Импульсный плазмоизлучатель. Броню линкора с 400 метров прожигает. Держи. К подарку я добавил стрельбовый кроссполяризатор и пару батарей.
— Как это работает? — поинтересовался бывший сержант, осторожно беря пистолет.
— Одень очки, сними вот здесь с предохранителя, нажми на гашетку. Будешь стрелять — скажи, мы глаза закроем. И поставь на минимум.
— Хорошо… Эй, ты, курица, — заорал Гюнтер — глаза закрой. А то уже сейчас в темноте окажешься. Комрады, я стреляю, — сказал он уже совсем другим тоном.
Читать дальше