Эльчин Сафарли - Когда я вернусь, будь дома

По радио передают “La Bohème”. Мы с мамой танцевали под эту песню на двадцать пятую годовщину свадьбы, помнишь? Она напоминает нам Париж – первое совместное путешествие. “Montmartre en ce temps-là аccrochait ses lilas, jusque sous nos fenêtres” [28] «На Монмартре в то время цвела сирень, прямо под нашими окнами» (пер. с франц. авт.). Автор и исполнитель Ш. Азнавур. . Манящий город, легкомысленный и полный соблазнов, особенно по весне.

Мария дожидается, пока я поем. Предлагает измерить давление. Отказываюсь, хотя с ночи чувствую себя неважно (застудился у океана?). Она почувствовала. Сердится.

«Тебя тут нет. С тех пор как вернулся из Стамбула. Дома почти не бываешь, мечешься, не спишь ночами, нормально не ешь. Вчера была годовщина нашей свадьбы. Позавчера Леон выучил детскую песню на французском, спел без запинок – это для нас победа. Четыре дня назад соседка Адель приходила за Матисом, они сразу поладили. В прошлую субботу был день рождения Умида, я написала ему письмо. Ты, кажется, забыл – и это, и все предыдущее. Что-то происходит, не говоришь».

Молчу. Мама права. Я действительно выпал из жизни дома. Если бы она знала причину, она бы поняла. И рассердилась бы еще больше, что скрывал.

Выхожу из кухни в комнату Леона, он спит в обнимку с осликом. На коврике у двери сопит Марс. Услышав мои шаги, пес, не открывая глаз, виляет хвостом. Сажусь на край кровати сына. За окном сыплет снег, дома тепло, из кухни доносится хруст нарезаемого хлеба (мама делает тосты для Леона, вот-вот должен проснуться). Мне очень хочется никуда не ходить, провести день дома. Не могу. Вдруг ты где-то рядом и ждешь меня?

Нагибаюсь, целую Леона в ножку. Он подарил нам новую жизнь.

В комнату входит Мария. Садится рядом, обнимает меня со спины. «Прости, не сдержалась».

Обязательно настанет день, когда мы снова сфотографируемся всей семьей.

Скучаю. Папа

Досту,

сегодня по пекарне разносится необыкновенный аромат – летний, мягкий, с зеленой нотой. Это Салех привез нам целый мешок вяленых помидоров.

Куда их только не добавляют, дочь! И в бутерброды (с мягким козьим сыром – идеально), и в различные салаты, и в горячие овощные блюда, и в омлет. Только вначале вяленые томаты следует опустить в кипящую воду с уксусом, чтобы смягчились. Еще их заливают смесью чуть подогретого оливкового масла, трав и чеснока. Денек постояли в банке – и можно есть.

Решили приготовить с ними хлеб. К часу дня выставим на прилавок первые буханки. Экспериментируем, чтобы хлеб получился как можно вкуснее. Я предложил добавить в него мелко нарезанный репчатый лук, до золотистого оттенка обжаренный на сливочном масле. Амир вмешал в тесто немного пюре из свежих томатов.

Томатный хлеб расхватали за полчаса, едва успел отложить буханку Марии с Леоном. После работы пригласили Салеха. Накрыли на стол – хлеб, сыр, вино. В печи тлели угли, запах жареного лука еще не выветрился, радио пело голосом Джонни Мэтиса. Удивительный тембр, обволакивающий. “Perhaps the glow of love will grow / With every passing day / Or we may never meet again” [29] «Возможно, наша любовь будет сиять все сильнее с каждым днем. А может быть, мы уже не встретимся вновь» (пер. с англ. авт.) . Слова из песни “It’s not for me to say”. Авторы стихов Р. Аллен, А. Стилман. .

Беседовали о самом простом. О том, что в пекарне пора строить вторую печь; о том, какое окрыляющее ощущение – случайно встретить запах из детства; что не оглядываться назад способны только герои либо идиоты.

Возвращался домой, думая о том, как важно быть честным с собой. Только так можно понять, куда двигаться. Честность делает эмоции прозрачнее – лучше слышишь сердце. Мы часто жалеем себя, оправдываем, сравниваем – и сбиваемся с пути, проживая не свою жизнь. Не надо бояться искать дорогу к себе настоящему, отвечать за свой выбор, не надо сваливать ответственность за полученный результат на страну, людей или придуманную «особость».

Скучаю. Папа

Досту,

двое суток был в бреду. Температура сорок, кашель. Почти ничего не помню, только обрывки. Лысый парень с фонендоскопом, Мария, протирающая мне лицо прохладным полотенцем, шершавый язык Марса, лижущего мою руку, желание встать. Не получалось – проваливался в полудрему.

Повторяющийся сон, мутная картинка. Вижу тебя, дочь, у океана. В том же пальто сливового цвета. Я на расстоянии двадцати шагов. Хочу подойти – не выходит. Ноги не слушаются.

В твоих руках письма. Конверты распечатаны, из некоторых выглядывают исписанные листы, мой почерк. Смотришь на меня. Одной рукой прижимаешь письма к груди, другой заправляешь за ухо рыжую прядь.