Витомил Зупан - Левитан [Роман, а может, и нет]

Когда твои кишки начинают содрогаться от отвращения и ужаса, ты берешься за край одежды Христа и говоришь: «И ты пошел спасать эту сволочь, распятую с правой стороны от тебя? Сразу видно, что ты не сидел долго в тюрьме. Ты не знаешь, что в тюрьме он донес бы на тебя из-за антиримских заявлений, да еще из-за антисемитизма? И тем самым получил бы помилование „благодаря прекрасному поведению в заключении“. А выйдя на волю, пошел бы к Петру и наврал бы ему, что ты велел дать сорок сребреников, поскольку у него есть какие-то связи в Риме, которые похлопочут о твоем освобождении. Остановился бы у святого Иоанна и разыскал бы Марию Магдалину, у которой расплакался бы как твой товарищ по несчастью и предложил бы ей выйти за него. А потом пошел бы донести на всю компанию в полицию Понтия Пилата. Проповедуешь милость волкам — и посылаешь своих людей пасти овец!»

Смейся или ругайся, только не позволяй слезе пролиться.

Скажи: тюрьма — это не гостиница, но и не яма для прокаженных.

Ты можешь представить себе страдальцев в посудине с грязными помоями и чертей в огне, рыб на суше, которые не могут сдохнуть, птиц в коробках без дырочек, змей, перед которыми ты играешь на свирели, кошек на раскаленной плите, львов под плетью дрессировщика — только не, осуждай и не плачь.

Это не твое дело, самозванец!

Было время, когда я пытался понять, что, собственно, означает эта проклятая идея, именуемая «свободой».

Для этого мне были нужны различные собеседники, особенно на прогулках, куда иногда выводили по нескольку камер вместе и я мог немного менять компанию.

Партизаны освободили страну. Белые и серо-синие [68] «Плава гарда» ( plav — синий, серо-синий, светло-русый) — словенские четники во время Второй мировой войны, остатки армии Королевства Югославии, действовавшие в соответствии с указаниями эмигрировавшего в Лондон правительства. хотели освободить ту же самую страну от коммунизма. Америка шла в бой за свободу человечества. Русские — за освобождение Европы от нацистов и капиталистов. Гитлер хотел освободить арийскую расу от менее ценных примесей крови. Восток освобождал пролетариат. Запад шел в бой за «свободу слова, свободу объединений и т. д.». И еще в нашей истории либералы пытались освободить родину от клерикалов, а клерикалы — от либералов, и те и другие — от социал-демократов, социал-демократы, развившиеся в социалистов, — от клерикалов и либералов.

И здесь, в тюрьме, слово «свобода» тоже было в мыслях у всех заключенных одинаковым — ее жаждал как аскет-политзаключенный, так и убийца.

Один английский лорд собрал, говорят, около 400 дефиниций «свободы», интересное хобби. Я составил собственную анкету, кто и что понимает под этим звукосочетанием. Ясно: политические шли по лесенке своих убеждений, остальные же свободно сравнивали ее с выходом из заключения. Редко кто был способен понять, что человек даже в рабстве может быть внутренне свободным. Я увидел страшную «свободу» — где убийца убивает, грабитель грабит, белогардист правит, используя практику инквизиции военного времени, садист убивает детей, полицай разделывается с гражданином, как ему вздумается, гитлерианец порабощает неарийские расы, американец бомбардирует русские страны-сателлиты, русский — американские, левый элемент во имя революции истребляет революционеров, правый демократ уничтожает во имя демократии левых демократов — одним словом, сплошная свобода — сплошная бойня.

И вместе с тем чаще всего человек оказывается рабом вещей, которых не понимает, может быть даже рабом собственного чувства, которое тлеет в хаосе подсознания и которому он не знает ни имени, ни цели. Освободиться — это зачастую называется просто: понять. Сколько злодеев освободились бы от своей страсти, если бы им помогла психиатрия самого высокого уровня, какова она есть.

Тогда в своем исследовании я дошел до поразительного изобретения, правда, несколько опасного, но страшно важного для чрезвычайных случаев в жизни.

И хотя, возможно, я всего лишь заново изобрел порох для йогов, однако я уверен, что нашел новый способ того, как это осуществляется: один инстинкт трансформировать в абсолютно другой — например, половой инстинкт переплавить в своего рода общественный инстинкт. Это только сначала звучит очень наукообразно. Дело в том, что заключенный должен сдерживать половой инстинкт, искоренять его или позволить ему сжечь себя. Был там в тюрьме заключенный-туберкулезник — кожа да кости, но онанировал он даже перед самой смертью дважды в час. Если бы этот человек мог этот гипертрофированный инстинкт преобразовать в электрическую энергию, то привел бы в движение теплоэлектростанцию.