Геннадий Прашкевич - Русская мечта

И на всякий случай предупредил:

– Сохатого будем бить на мелководье, а то утянет его водяной, нам хрен достанется.

– Растение? – дивился немец.

– Если бы…

Непромокаемый мешок, запертый в домашнем сейфе, сильно возбуждал Павлика.

– Завалим зверя, наделаем пельменей.

Пугал немца, рассказывал страсти, непонятно как приходившие в голову. Населял болота неведомым зверьем, которого немец не хотел бы даже и видеть. Населял лес ужасами, которых даже немец мог испугаться.

– Приеду в Германию, поведешь на охоту?

– В Баварии нет сохатых.

– А я с собой парочку привезу, – успокоил немца Павлик. – Я, в сущности, богатый человек. Доставлю самолетом пару опытных сибирских сохатых. Вот с такими рогами, – показал. – А этого замочим на мелководье, чтоб впредь не бегал. У нас чудеса, – напомнил. – Ты правильно делаешь, покупая реки вместе с лесом. Русалки на ветвях, леший ругается. Идешь, вроде пень раскинул сухие корни, а на самом деле это леший под водой корчит рожи. У меня есть чудесный друг, очень природу любит. Как бросит в озеро палочку динамита, так этих русалок машинами увози. Даже немецким зоопаркам предлагал русалок. Только канцлер Коль не разрешил. Германия, заявил, для германских русалок. За русских, дескать, потом придется выплачивать репарации.

– О, майн Готт! – пугался херр Цибель.

– У нас, видишь, все как бы в тумане… Одно постоянно превращается в другое… Ветром дунуло – комары… Ветку наклонил, а это лось прячется…

Немец кивал, дивясь.

Никак не мог даже предположить, во что превратится толстый сибирский лось, если его не убить вовремя.

Оказалось, может превратиться в перепуганного, в кровь исцарапанного китайца.

– Ты что тут делаешь, чумиза? – заорал Павлик, вылавливая китайца из взбаламученной воды. Китаец икал и поднимал вверх руки. Левая щека была ободрана. К счастью, не картечью. Оцарапался о кедр, когда бежал мимо.

– Шпион, – сразу заявил Виталий.

– Ежу понятно!

– Из Китая?

– А то! – уверенно подтвердил Павлик.

– Как сюда попал?

– Самолетом, наверное, – объяснил Павлик потрясенному херру Цибелю. – Прилетел на воздушном змее из-за великой китайской стены. Мы ее веками строим да надстраиваем, а отгородиться от китайцев никак не можем.

– А ПВО? – недоумевал немец.

– Ну, какое у нас ПВО после вашего Руста?

– Их гратулирен! – цокал языком херр Цибель. – Чем питается обычный китаец?

– Болотными жуками, травами, побегами камыша, – нехорошо ухмыльнулся Павлик. – Чем еще? Настоящий китаец на одних дождевых червях может протянуть лет десять. Под осень они жирные.

– Китайцы?

– И китайцы тоже.

– И что вы сделаете с ним?

– Застрелим, – решительно заявил Павлик.

– О, майн Готт! – испугался немец. – Без суда и следствия? Дер Тейфель солл дас бусерирен! Кейнесфаллс! С ним, наверное, можно договориться. В обмен на жизнь китаец даст важную информацию.

– А потом ищи его? – было видно, что Павлик решил до конца поразить воображение немца. – Все они похожи друг на друга. И информация у них одинаковая. Придется брать отпечатки.

– Пальцев?

– Зачем пальцев? Лица.

– Майн Готт! Как это? – заинтересовался немец.

– А вот смотри, – вмешался в беседу Виталий.

И заорал:

– На колени!

Китаец, зарыдав, упал.

Хватанув горсть брусники (прямо из под ног), Виталий растер багровую ягоду о плоское бледное лицо китайца (растереть бы ее по порочному лицу фрекен Эрики!) и прижал к лицу мятый ком рыхлой туалетной бумаги.

– Вот и отпечатки! – объяснил пораженному херру Цибелю. – Теперь этого китайца легко можно будет опознать.

И заорал:

– Проваливай!

– Куда? – ужаснулся китаец.

– За китайскую стену.

– А дорога где?

– Нет в Сибири дорог. В Сибири есть только направления.

Китаец ничего не понял, но переспрашивать не стал. Так стремительно юркнул в чащу, что немец снова схватился за ружье:

– О, Готт штраффе Чина! Как теперь пельмени?

Даже Павлик рассердился на непонятливого немца:

– Какие пельмени? Из китайца-та?

Ночью в прихожей фрекен Эрика снова случайно натолкнулась на Виталия.

«Унд ду, майн Шатц, – замлела. – Блибст херр». Под жадный шепот немки, так ужасно походившей и на Катерину. и на любимую учительницу географии, обалдевший Виталий только радовался, что прошлой ночью столкнулся с ненасытной фрекен все же не в спальне. Это ведь только прихожая, Катька ничего не учует, успокаивал себя. В прихожей все равно раздеваются. А это только кухня. Ну, какая в кухне любовь? В кухне все кидают на стол. Катька, Катенька, чудо нежность, в спальню к нам немцы не прорвутся! «О, майн Готт!» Стоны фрекен Эрики разносились по всему дому. Так громко, что, в конце концов, в дверь постучали.