Геннадий Прашкевич - Русская мечта

– Вот видишь, – непонятно говорила Катерина и исчезала.

Бродила где-то по дальним гривкам, жгла костры – на телогрейке чернели частые дырочки. Павлик, наезжая в Рядновку, пытался устроиться на ночевку непременно у Чистяковых, но его отправляли к соседям.

«Что, съем вас?» – обижался.

«Давай в другой раз».

В конце августа Виталий ночевал в Рядновке.

Крыша сеновала частично разобрана, жерди торчали, как ребра кита. Под такой крышей не спасешься от комаров, но выдалась такая душная ночь, что и комары скисли. Вспомнил почему-то благушинскую Ляльку, вот ушла дура к Гоше Горину. Затосковал непонятно, пожалел, что не взял на сеновал бутылочку. Вот много теперь денег у меня, совсем новая жизнь, встал на ноги, поставил памятник на могиле деда и бабки, отремонтировал школу, а чего-то не хватает.

Звезды.

Не спится.

Слабо скрипнула приставная лесенка.

Виталий обрадовался: это точно лезет на сеновал внук Сталина, держит в зубах бутылку. Сильно обрадовался: хорошее это русское дело – тосковать вдвоем под бутылку при луне и на сеновале. Но звездный свет обозначил поднявшуюся в проеме дверей округлую фигуру и Виталия пробил озноб. В лохматом полушубке, наброшенном на плечи, голоногая фельдшерица Катерина легонько пискнула, как мышь, и присела волшебной попой на мягкое шуршащее сено. Виталий только ошеломленно вздрогнул, потягивая раздувающимися ноздрями нежное тепло женского тела.

– Ты чего сюда?

Катерина плотней (тоже дрожала) стянула полушубок на груди:

– С тобой бы я в Томск поехала…

– Так я же кровь пью. Я ворюга-кооператор. – Жаркая волна изнутри опалила Виталия, зажгла щеки: – Я в гуманитарной области – жаба. Начнут сажать, меня первого…

– Тебя не посадят, – Катерина, взмахнув распущенными волосами, еще плотней стянула полушубок на груди. Ужас как сильно напоминала она Светлану Константиновну. Того и гляди крикнет снизу муж-механизатор: «Светка, сучка, где сапоги?»

– А тебе откуда знать? – спросил.

– У меня бабка далеко видела.

– Какая бабка?

– Знахарка.

– А вчера ты где была? – попытался сменить тему Виталий. – Чего блудишь по болотам? Одной не страшно? – Почему-то не хотелось ему разговаривать про знахарство и про то, посадят его или нет. Скорее всего посадят, и все такое прочее. Чувствовал, что фельдшерица и сама умеет заглядывать в будущее, иначе бы не пришла.

– А чего страшного? На болотах совсем не страшно, – ойкнула Катерина, еще крепче запахивая полушубок, а голые ноги прикрыла краем брошенной на сено простыни. – Я все хожу к озерцу, в котором Ниночка утонула.

– Подружка?

– Ага. Она тогда без крестика пошла купаться. Я говорила ей, что водяной утянет. Вот и утянул.

– А ты видела?

– Ну да.

– А помочь не могла?

– А как помочь? Он меня заморозил. Вижу, сорока орет, дергает хвостом, предает нас, а сама шевельнуться не могу, вскрикнуть не могу. Когда пузыри пошли по воде, тогда только и увидела – водяной плывет верхом на еловом чурбане, голый, противный, весь в тине, как этот ваш одноногий Карась. «Эй, на берегу, – дразнится. – Прыгай ко мне». А я не иду. Тогда он стал сердиться, хлопать ладонью по воде. Далеко слышно. А потом крикнул: «Иди домой, скажи, что Нинка утопла». И исчез. А Ниночку не нашли. Топи тут бездонные, темные. Подземными течениями могло унести. Так и думаю, что унесло Ниночку подводным течением, стала она русалкой. Сидит где-нибудь на ветвях, смешит прохожих.

– А зачем ты в полушубке?

– А я под ним голая.

Медленно опустила руки и полушубок разошелся.

Крупные груди, нежно молочные в лунном свете. Смутные жемчужные плечи, вся нежная, как молоко. Была Катерина совсем такая, как в самых бесстыдных снах Колотовкина.

– Мне бабка объявляла, что однажды объявится богатый человек…

– Это она про Павлика, наверное, – ни к селу, ни к городу ляпнул Виталий.

– Нет, о тебе, – возразила Катерина. – Так все и получается. Бабка так и говорила: дескать, чем дольше терпишь, тем сладьше любовь. Думаю, что пришло время. – В звездном свете вся так и светилась. Шепнула загадочно: – Шла баба из-за морья, несла кусочек здоровья… Тому, сему кусочек, а тебе весь кузовочек… Ты не бойся, – шепнула, – я сама пришла…

– А если аист прилетит? – нервничал Колотовкин.

– Ну, так я ж не лягушка. Видишь, луна какая полная? А на ней как бы два мужика. Один с вилами, грозный. Это Павлик. Ты бойся Павлика, он скоро обманет тебя. – Вдруг смело сбросила полушубок. – Я ведь ничего такого не умею… Никогда, ни разу… И Павлик говорил, что ты только плохому учишь… Мы с Ниночкой только немножко баловалась, а так ничего…