Юрий Поляков - Гипсовый трубач, или конец фильма

– Те-ле-мо-па! - победно произнес Кокотов и указал пальцем на телевизор.

– Неплохо, коллега! За Телемопу! Она нам скоро понадобится.

Выпили по второй. Потом и по третьей - уже без тоста. Доели огурчик. Жарынин вытер и убрал клинок в трость. Кокотов, пережив прилив алкогольного энтузиазма, снова закручинился, а режиссер, посасывая нераскуренную трубку, некоторое время как загипнотизированный молча смотрел за окно на сияющий куполок дальней монастырской колокольни.

– А если она не погибла? - вдруг спросил он.

– Кто?

– Ваша Ника.

– Нет, она разбилась. Это точно!

– А все-таки!

– Допустим. И что же?

– Пока не знаю.

– Почему же тогда она не приехала к Львову? - растерялся Андрей Львович.

– А вдруг она страшно изуродовалась в катастрофе? Даже фронтовики, потеряв на войне руку или ногу, боялись домой возвращаться. Вдруг жена не примет калеку? А тут юная девушка! Представьте, коллега: звонок в дверь. Львов открывает и видит на пороге… Господи! Нет! О нет!! - Режиссер исказил лицо и закрылся растопыренными пальцами, будто увидал кошмар.

– Да ну вас к черту! - разозлился Кокотов.

– Напрасно вы обиделись! Вот я вам сейчас случай расскажу. У нас в доме, в первом подъезде на четвертом этаже жила молодая семейная пара, офицер-танкист и учительница. Его звали Павел, ее - Анфиса Андреевна. Учительниц всегда, знаете, по имени-отчеству величают. Анфиса была хороша! (Имя, кстати, тоже отличное. Не то что ваша Ника!) Молодую Мирошниченко чем-то напоминала. Помните?

– Конечно!

– Вы, кстати, какого года? Я - пятьдесят четвертого. Так вот, любил ее муж без памяти: вечно с цветами, тортами, духами - как жених. Знали они друг друга еще со школы, встретились на городской олимпиаде по математике. Так вот, день знакомства, 25 января, был у них самый главный праздник. В этот день Павел всегда нес жене такой огромный букет, что еле в лифт с ним помещался. Сын у них рос, Миша - отличник. Офицерам в ту пору, при Грачеве, тяжко жилось, зарплата копеечная да и ту месяцами не выдавали. Но Павел смышленый оказался мужик и вот что придумал: он в своих танковых мастерских иномарки ремонтировал и неплохо зарабатывал. У меня тогда «тойота» была, и разбил я ее вдрызг. Так он мне тачку как новенькую собрал. Мастер! Сколько раз ему говорил: «Паша, бросай ты службу! Гиблое дело! Пока у нас президент-белобилетник, ничего хорошего в армии не будет. Открой автомастерскую - озолотишься!» А он мне: «Я, Дмитрий Антонович, потомственный офицер. Мой прадед Шипку брал! Все скоро переменится, Россия без хорошей армии долго не сможет!» А тут как раз война с Чечней. Его танковый батальон на Грозный бросили. Последний раз он жене позвонил под Новый год, мол, завтра возьмем город. 25-го точно домой приеду. Жди! Люблю. Береги сына! А потом пришли из военкомата, глаза прячут… В общем, погиб он во время новогоднего штурма Грозного. Тогда этот баран Грачев танки без прикрытия на улицы загнал - их и пожгли. Павел, сказали, сгорел в своем танке без остатка. Мол, извините, и хоронить нечего, но можем дать какой-нибудь символический пепел. Дали. Похоронили черт-те где - возле Домодедова. Кладбище огромное, могилы экскаватором роют. Сунули урночку в мерзлую землю, стрельнули в небо - и разошлись. Как же Анфиса убивалась, как убивалась! Если бы не сын, может, что-нибудь с собой и сделала бы. Месяц вообще лежала не вставая. Моя супруга от нее не отходила, нянчилась с ней, как с маленькой. Потом вдруг Анфиса вскочила, глаза горят, кричит: «Не верю! Мы не его похоронили. Я чувствую!» Оставила сына соседям, помчалась в Ростов, там, на запасных путях, в вагонах-рефрижераторах неопознанные останки хранились. Что уж она там увидела - но вернулась покорная, снова стала на работу в школу ходить. В общем, успокоилась, притихла, стала жить… А через год у нас новый дворник появился. Поселился, как и прежний, умерший от пьянства, в пристроечке к котельной. Мужик был сильно пострадавший: руки обожженные, а лицо… Помните, как у Ющенки рожа перед выборами изволдырилась?

– Еще бы!

– Так вот, у нового дворника намного хуже. Ни волосинки на черепе - одни струпья фиолетовые. Чистый Фредди Крюгер! Голоса тоже нет - связки сожжены. Не говорил - хрипел, не сразу и разберешь. Кое-как объяснил: с Кузбасса он, в шахте обгорел, когда метан рванул. Дворником инвалид хорошим оказался: не пил, территорию в чистоте содержал, пацанам свистульки из жести вырезал, в сантехнике неплохо разбирался, ремонтировал лучше и дешевле, чем вся эта пьянь из ДЕЗа. Сначала из-за внешнего вида его приглашать в квартиры побаивались, а потом привыкли: руки хоть и страшные, обгоревшие, а золотые. Была у него, правда, одна особенность: как свободная минутка выдастся, сядет на скамейку возле своей каморки и смотрит на дверь первого подъезда. Смотрит, смотрит, смотрит…