Анатолий Ким - Онлирия

Из падших ангелов впоследствии и создалось войско князя, которое вело войну с ангелитетом за власть над земным человечеством. Но в решительной битве

1914 года, когда силы ангелов возглавлял Сам Спаситель, мятежное войско было разбито, сброшено с небес, и преследуемые демоны рассеялись по всей земле, прячась среди людей.

Одни схоронились в вещах, другие внедрились в политические режимы, третьи стали городами или даже государствами в разных частях света. Но некоторые предпочли внедриться в отдельные человеческие жизни, влияя на рождения, судьбы, а после смерти одного человека переходя в другую судьбу.

Порой бывало и так, что в какого-нибудь бедолагу вселялось сразу по нескольку демонов. Например, в России были партийные и государственные чины, в которых сидело по двести – триста чертей сразу. Правда, это были черти самые ленивые, вконец отупевшие и безобразно опустившиеся от смертного страха – бесы низкого разряда.

Но Последние Времена на земле все же были отмечены и многочисленными проявлениями незаурядных, самобытных действий одиночек, например таких, как я. Я после Ноева потопа никогда не имел своего образа, поэтому никто никогда не видел меня – мне самому неведомо, как я выгляжу. Когда скуют самого князя и упрячут его в подземную тюрьму, а вместе с ним и всех его приспешников, громадных, как горы, и грозных, как тайфуны, – один я останусь на свободе, и самым блистательным ищейкам ангелитета не удастся меня обнаружить. Я проникаю всюду, преодолеваю любое самое громадное расстояние во мгновение ока и ускользаю от преследующего внимания любых филеров демонария. Я против них действую приемами и способами, известными только мне одному, и преследователей своих завожу в тупик – недаром среди них кличку я ношу д.

Неуловимый.

Орфеус тогда находился в Бамберге. Там на крошечной уютной площади с памятником писателю Гофману Надежда усадила мужа на скамейку, а сама пошла искать ближайшее почтовое отделение. Орфеус отрешенно и послушно, как всегда, исполнил повеление жены – сидел и ждал на деревянной скамейке, с краю маленькой, неправильной формы площади, посреди которой на низком постаменте стоял металлический Гофман в цилиндре – причудливого облика худощавый господин. Опираясь подбородком на дорогую, превосходной работы трость, Орфеус отдыхал в этой своей привычной позе – такой способ отдыха заменял ему лежание на диване. Здесь главным было то, что голова успокаивалась на опоре, обретала неподвижность, на какое-то краткое время как бы получала иллюзию освобождения от земного тяготения и, в иные мгновения, даже от самого проклятия человеческого существования.

У Гофмана в руке также была палочка, и он постучал ею по бронзовому постаменту, на котором стоял.

– Эй, господин в черных очках! Мне не хочется быть неучтивым, но я вынужден спросить у вас: вы, должно быть, слепой?

– Да, – ответил Орфеус и выпрямился на скамейке.

– Вот я и смотрю, что вы как пришли сюда и уселись, так и ни с места, и даже ни разу не обернулись.

Орфеус улыбнулся этим словам; в ответ на удары гофмановской палочки синкопно постучал своей тростью по каменной мостовой и миролюбиво произнес:

– Не пытайся только на этот раз выдать себя за Гофмана или там что у тебя?

Бронзовый человечек? Статуя командора?

– А за кого же тогда прикажешь мне себя выдавать? – был ему вопрос.

– Пока жена на почте отправляет свои письма, – говорил Орфеус, – у меня есть время совершить небольшую экскурсию… Будь мне гидом, пожалуйста…

– Хорошо, – ответил я. – Гофман не обидится, надеюсь, на эту твою неучтивость… Так куда бы ты хотел попасть на экскурсию?

– К тебе домой, – неожиданно произнес Орфеус, – или туда, где ты обитаешь на земле. Ведь есть же какое-то место, куда ты удаляешься, когда хочешь побыть один?

– Ну что ж… Отправляемся тогда в монастырь. Я настоятель этого католического монастыря, отец Павел. И учти – я тоже слепой человек.

– Почему же слепой? Когда и как ты ослеп?

– Ослеп я в детстве после болезни.

– Но как же тогда ты мог стать священником?

– Господу было угодно, и я стал-таки священником, к чему у меня было с юности великое желание.

– Не страшно ли, святой отец, стоять между людьми и Богом и делать вид, что ты находишься гораздо ближе к Нему, чем все остальные?

– Но в данном случае, Орфеус, я и на самом деле предстою к Нему ближе, чем ты или другой человек, чем всякое живое существо земного рода. Дело в том, что я один из самых первых ангелов, созданных Им, – из сонма зажигателей звезд во вселенной, и безо всяких кривотолков – Он наш единородный Отец.