Рю Мураками - Мисо-суп

— На спор. Если ты хотя бы один раз попадешь в табличку — завтра я опять обслуживаю тебя бесплатно. Если ты ни разу не попадешь — тогда ты заплатишь мне за сегодняшнюю работу, как мы договаривались.

Фрэнк кивнул, но перед тем, как опустить деньги в аппарат, вдруг снова обратился ко мне:

— Кенжи, послушай, я и сам не знаю… как-то по-дурацки все вышло.

Я не сразу понял, о чем он говорит. Он продолжал:

— Я сейчас начну играть, но вовсе не потому, что ты на меня наехал, а потому, что я хочу, чтобы у нас с тобой все получилось, понимаешь?

— Понимаю, — сказал я.

— Как бы тебе объяснить? Пойми, я не хотел тебя расстраивать. И биться с тобой об заклад не хотел. И без зарплаты тебя оставлять совершенно не собирался. Я не такой, как ты думаешь. Это была игра. Как в детстве. Просто невинная забава. Ты считаешь, что я только о деньгах думаю. А у меня их знаешь сколько? Хотя, конечно, я не выгляжу сильно богатым, но это вовсе не значит, что у меня нет денег. Ты заглядывал в мой кошелек?

Не успел я ответить, как Фрэнк полез во внутренний карман пиджака и достал кошелек. Это был не тот кошелек, из искусственной, под змею, кожи, из которого он расплачивался в линжери-клубе, а другой — черный, изрядно потертый. Внутри кошелька лежали две пачки. Первая — миллиметра два толщиной — только йены, сплошь десятитысячные купюры. Вторая, долларовая, пачка была раза в полтора толще первой и состояла из стодолларовых банкнот.

— Вот! — Фрэнк улыбнулся. «Что вот?» — подумал я.

Богатые люди не носят с собой такую наличность. К тому же в черном кошельке Фрэнка я не заметил ни одной кредитной карты.

— Четыре тысячи долларов и двести восемьдесят тысяч йен. Видишь, у меня все как у людей — куча денег.

— Вижу, — сказал я, и Фрэнк, как сумел, изобразил радость. Его кожа опять собралась в причудливые складки, и эта гримаса оставалась у него на лице до тех пор, пока я не улыбнулся ему в ответ.

— Ну ладно. Я начинаю. — С этими словами Фрэнк достал из монетницы еще три монеты и опустил их в щель одну за другой. Но вместо того чтобы направиться на площадку, где пол и стены были застланы специальным искусственным покрытием, по виду напоминавшим траву, Фрэнк вышел на середину цементного поля и встал на одно из пятиугольных возвышений, изображающих базы. Я с изумлением уставился на него: увернуться от пролетающих над базой мячей было практически невозможно.

Зажглась зеленая лампочка. Автомат заработал. Фрэнк стоял на цементном пятиугольнике, на полусогнутых ногах, повернувшись лицом к машине-питчеру. И хотя площадка была предназначена для отработки удара справа, Фрэнк держал биту на уровне груди. И держал неправильно — правая рука лежала на бите ниже левой. «Дурака валяет, — подумал я. — Наверное, это у него перед началом игры такой ритуал».

Пружина распрямилась и с характерным звуком снова сжалась. Вылетел мяч. Но Фрэнк даже не двинулся с места. Мяч со скоростью около сотни километров в час просвистел прямо у него над ухом. И только когда мяч ударился об искусственное покрытие, Фрэнк вдруг неистово замахал битой. Вернее, он даже не махал ею, а лупил изо всех сил по полу, издавая при этом странные всхлипывающие звуки. Но так как хватка была неправильной, то в какой-то момент металлическая бита выскользнула у него из рук и, с гулким звоном ударившись о цементный пол, откатилась в сторону. Автомат выстрелил следующим мячом. Фрэнк, повернувшийся вслед за битой, застыл неподвижно на месте, стоя к подлетающему мячу боком.

Я никак не мог понять, что происходит. Средних лет американец, весь как-то скособочившись, неподвижно стоит под обстрелом машины-питчера и даже не пытается увернуться от летящих в него бейсбольных мячей. Самый обычный баттинг-центр на моих глазах превращался в какое-то странное, страшное место.

Поза Фрэнка не имела никакого отношения к бейсболу. Как, впрочем, и к любому другому виду спорта. Ноги полусогнуты, лицо опущено, обе руки — будто все еще пытаются удержать вылетевшую из них биту — вытянуты вперед и немного влево. Случайная поза, абсурдная в своей неподвижности.

— Эй, Фрэнк! — крикнул я, и как раз в этот момент мяч чиркнул об его спину. Но Фрэнк не шелохнулся. Не оторвал взгляда от мертвенно-белого цементного пола. Сквозь ячейки проволочного забора вдруг резко задул ветер. В потоке воздуха закружился, затанцевал какой-то похожий на обрывки рекламного флаера бумажный мусор. Песни Юки Учиды в динамике сменились музыкой из кинофильмов столетней давности.