Василий Аксенов - Апельсины из Марокко

А на столе у нас грудами лежали апельсины, стояли бутылки, дымилась горячая еда. Сервировка, конечно, была не на высоте, не то что у нас в вокзальном ресторане, но зато здесь никто не торопился, никто не стремился за тридцать минут получить все тридцать три удовольствия, все, по-моему, были счастливы в этот удивительный вечер. Сверху светили лампы, а снизу – апельсины. И Витина рука лежала на моем плече, и в папиросном дыму на меня смотрели его светлые сумасшедшие глаза, в которых будто бы все остановилось. Это было даже немного неприлично. Незаметно я сняла его руку со своего плеча, и в глазах у него что-то шевельнулось, замелькали смешные искорки, и он встал с бокалом в руках.

– Елки-моталки, ребята! – сказал он.

Придется его отучить от подобных выражений.

– Давайте выпьем за Кичекьяна и за наш поиск! Что-то кажется мне, что не зря мы болтались в этих Швейцарских Альпах. Честно, ребята, гремит сейчас фонтан на нашей буровой.

– В башке у тебя фонтан гремит! – сказал Леня.

Все засмеялись, а Виктор запальчиво закричал:

– Нытики! Мне моя индукция подсказывает! Я своей индукции верю! Хочешь, поспорим? – обратился он к Лене.

Но тот почему-то не стал спорить, видно, Виктор так на него подействовал, что он сам поверил в нефть. Я сначала не поняла, что за индукция, а потом сообразила: наверное, интуиция – скажу ему потом.

– А нас там не будет, – сказал Юра, – обидно.

– Главное, там Айрапет будет, – сказал Леня, – пусть он первым руки в нефти помоет, это его право. Совсем он отощал на этом деле.

– И про жену даже забыл, – добавил Леня и посмотрел куда-то в угол. – Боком ему может выйти эта нефть.

– Да уж не знаешь, где найдешь, где потеряешь, – пробормотал Евдощук и поперхнулся, взглянув на меня.

– Пойдем танцевать, – пригласил меня Виктор.

Танцевать было трудно, со всех сторон толкали, лучше было бы просто обняться и раскачиваться на одном месте под музыку. Слева от нас танцевала наша Сима с огромным мужчиной в морской тужурке. Вот, значит, чьи это тельняшечки. Они были так огромны, Сима и ее кавалер, что просто казались какими-то нездешними людьми. Сима томно мне улыбнулась и склонила голову на плечо своему молодцу.

– Витя, тебе нравится твоя работа?

– Я тебе знаешь что скажу, материально я обеспечен…

– Я не о том. Тебе нравится искать нефть?

– Мне больше нравится ее находить.

– Это, наверное, здорово, да?

– Когда бьет фонтан? Да, это здорово. И газ – это тоже здорово, когда газ горит. Знаешь, пламя во все небо, а мы нагнетаем пульпу, чтобы его загасить, а оно не сдается, жарко вокруг, мы все мокрые, прямо война.

– Хорошо, когда такая война, да?

– Только такая. Любую другую к чертям собачьим.

Скрипела заезженная пластинка; вернее, даже не пластинка, а вставшая коробом рентгеновская пленка.

– Знаешь, Виктор, здесь все изменится. Вы найдете нефть, а мы построим красивые города…

– Ну конечно, здесь все изменится, рай здесь будет, райские кущи…

– А правда, может, здесь и климат изменится. Может быть, здесь будут расти свои, наши апельсины.

– Законно.

– Ты не шути!

– А сейчас тебе здесь не нравится, дитя юга?

– Сейчас мне нравится… Витя! Витя, нельзя же так, ты с ума сошел…

– Что она готова слушать без устали? Никак не могу расслышать.

Я тоже не слышала последних слов, но я знала, что можно слушать без устали.

Я без устали слушать готова твое дыхание, стук твоего сердца, твои шутки.

– Иди поставь эту пластинку еще раз.

Не одобряю я ребят, которые любят фотографироваться в ресторанах или там в столовых ресторанного типа. В обычной столовой никому в голову не придет фотографироваться, но если есть наценка, и рытый бархат на окнах, и меню с твердой корочкой, тогда, значит, обязательно необходимо запечатлеть на веки вечные исторический момент посещения ресторана.

Как-то сидел я в Хабаровске в ресторане «Уссури», сидел себе, спокойно кушал, а вокруг черт-те что творилось. Можно было подумать, что собрались сплошные фотокорреспонденты и идет прием какого-нибудь африканского начальника.

Вообще-то ребят можно понять. Когда полгода загораешь в палатке или в кубрике, и кушаешь прямо из консервной банки, и вдруг видишь чистые скатерти, рюмочки и джаз-оркестр, ясно, что хочется увековечиться на этом фоне.