Андрей Ефремов - Неумолимая жизнь Барабанова

Потом мы безмолвствовали по разные стороны дырявой стенки, и все у меня не шла из головы несчастная дама и ее сыночек со своим неназываемым грехом. Потом я заснул, и уже засыпая, слышал, как ворочается Кнопф. Странное дело, мне и в голову не пришло, что он может уйти.

Странно было и то, что идея побега не овладела Кнопфом. Во всяком случае, поутру он более всего интересовался завтраком. После молока и каши я отвел его в дальний конец дома и запер в чулане. При этом Володька был так спокоен и кроток, словно иных альтернатив он для себя и не видел. Для радости я дал ему термос чаю и полбатона.

– Вот, – сказал он, размещаясь в чулане, – Понял ты, Барабанов, какой ты себе геморрой нажил? Погоди, поймешь еще… – И сколько я ни пытался втянуть Кнопфа в дальнейшие рассуждения, ничего у меня не вышло. Но в его нежелании разговаривать не было и тени вчерашних обид. Более всего Кнопф походил на человека, который как следует потрудился и теперь рад возможности отдохнуть.

– Думай, – сказал он мне на прощание. – С меня теперь взятки гладки, а ты думай. – И с удовольствием откусил от своей пайки.

Я поднялся в холодную комнатенку и с минуту следил из окна, как барышня Куус собирается с детьми на лыжную прогулку. Понимаю: решиться на такую затею мог только умалишенный. Но как, скажите, иначе узнать, что делается в головах у этих двух парочек? Если они (Анюта не в счет) в самом деле уверены в том, что я отвел от них беду, смысла которой ни они, ни я понять не можем, то вряд ли они сбегут от Машеньки. Если же они решат, что все это пустые хлопоты двух ополоумевших педагогов, и сбегут все-таки, то мне и тут не придется слишком кропотливо доказывать свою невиновность. Анюта, по-моему, видела всю сцену между мной и Кнопфом на Щучьем озере. И я не мог придумать другой причины ее удивительно своевременного визга.

Дети с Машенькой скользнули вдоль холеного автобусного бока и скрылись. На крыльцо вышел старик, поводил носом и по узенькой тропке направился к дому господина Будилова.

Так что же у нас в активе? Получалось, как ни странно, один Кнопф. Но вот что с ним делать, я не мог придумать никак. Запугать Наума осведомленностью Кнопфа (Наум, Смрчек, матрица несчастная) и предложить ему Володькину голову в обмен на выезд детей в Хорн? Прекрасный вариант, но что такое голова Кнопфа? В каком виде можно предложить ее Науму? Работорговлей Наум не занимается… Шарканье донеслось от крыльца. Старик счищал с валенок снег, потом бил палкой в ступени. Целителя он, надо полагать, дома не застал. «Александр!» – закричал отец внизу, – «Александр!» В своей каморке завозился, забубнил Кнопф. Я тихонько выбрался из комнатки. Старик подошел к чуланчику, ударил палкою в дверь. «Молчать!» – сказал он Кнопфу. – «За дверью не сметь. Молчать!» лет десять назад я бы оставил на него Кнопфа, не задумываясь, никуда бы коллега не делся. Хотя десять лет назад ценность Кнопфа была невелика, и стеречь его вряд ли пришло бы кому-нибудь в голову. А что же нынче? Почему я не могу распахнуть чуланчик? «Иди, брат Кнопф, на все четыре стороны».

Вот мысль, вот замечательная мысль! Стоит только узнать, куда направится освобожденный Кнопф…

– Барабанов! Барабанов!

Кнопф в чулане расшумелся не на шутку.

Когда я подошел и цыкнул на него через дверь, Кнопф неожиданно послушно стих и почти шепотом спросил, где Машенька.

– Ага! – сказал он. – Угу, – услышав, что Манечка ушла на лыжах. Потом он спросил о Лисовском, потом о Нине. Он перебрал всех.

– А ты – тут. – подвел итог коллега. – Открой дверь, дело есть.

Я, было, решил, что Володька собрался до ветру. Набросил куртку, шапку нахлобучил и отомкнул чулан. Кнопф выходить и не думал. Он сидел у крохотного столика попивал чаек и манил меня. Я приблизился. Кнопф бормотнул что-то, одним кошачьим движением оказался у двери и плотно прикрыл ее.

– Верней будет, – сказал он загадочно и снова сел. Некоторое время мы молчали. В гулком пустом доме старик высвистывал мотивчик из «Корневильских колоколов». Кнопф перестал жевать батон и склонился ко мне.

– Отдай Бусыгину, – проговорил он. – Отдай, Барабанов. Хуже будет.

– А если отдам?

– Тогда лучше.

И тут коллега Кнопф торопливо, но довольно складно заговорил. Выходило, что, уступив ему Анюту, я обелялся самым решительным образом.

– Так выйдет, что ты хотя бы троих уберег, а Бусыгину я… – он сделал движение, точно хотел затолкать за пазуху остатки батона. – А так выйдет, что неизвестно еще, кто их покрал…