Андрей Ефремов - Неумолимая жизнь Барабанова

Кнопф сел за руль. Знакомая «Нива» осталась у грязного сугроба на обочине. Я сидел наискосок от Кнопфа, прикрыв револьвер курткой. Когда миновали Зеленогорск, я велел ему съехать на обочину и оставаться за рулем.

– Я довезу, – сказал Володька, как в лихорадке, – тебе – никак.

– Сбрось скорость, – сказал я. – Хочешь сидеть за рулем, сиди. Но сбрось скорость.

– Не вздумай подойти ко мне! – заорал Кнопф. – Не смей бить меня по голове! Меня связать… Меня, Кнопфа! – Начиналась форменная истерика. Я боялся подойти к нему, боялся посмотреть на детей.

– Кнопф, – сказал я так спокойно, как только мог. – Я вижу, ты решил разбить автобус и угробить всех.

– Да! – ответил Кнопф, пожирая асфальт глазами. – Я дождусь подходящего места – и все.

Я встал и демонстративно сунул револьвер в карман.

– Я пошел назад к детям. Впереди ровная дорога, утесов и обрывов нет. Ты можешь врезаться в подходящее дерево, Кнопф. Если повезет, убьешься насмерть. Если нет… сам понимаешь. Ты скажи, что нам с тобой делать? Имей в виду, мы с ребятами останемся целы.

Я повернулся и пошел по проходу. И тут же долгий автомобильный гудок наполнил салон. И чем дольше звучал он, тем медленнее двигался автобус, пока не застыл у подступившей к дороге кромки леса.

Кнопф лежал лицом на руле. Потом он начал говорить такое, что вытерпеть было никак нельзя. Я ударил его в третий раз.

Как видно, мы пришлись по нраву неторопливым чухонским богам. Нас никто не остановил, в баке хватило бензина, я ни во что не врезался. У дачи барышни Куус я велел детям дожидаться, погрозил спутанному по рукам и ногам Кнопфу и вышел.

Старик стоял на крыльце и обводил взором белые окрестности. На нем был неизвестный мне тулуп и какой-то треух а налипших опилках. Я окликнул его.

Честное слово, мы обрадовались оба и обнялись от души. Смрад стариковства, который он распространял последние годы, исчез, от него пахло печной золой, сухим деревом и свежим снегом. Потом отец легонько оттолкнул меня и, проверяя палкой ступени, сошел с крыльца.

– Пора гулять, – молвил он.

– Где Манечка?

Старик указал палкой в белое пространство и двинулся по тропке. Чудовищные мохнатые валенки с галошами были на нем. Сроду я этих валенок не видел.

Помню, я успел удивиться тому, как уверенно уходит старик в незнакомые окрестности, и тут же неслышно появившаяся Манечка обняла меня. Я почему-то не сразу догадался повернуться к ней лицом, и Машенька, сдвинув шапку мне на лоб, целовала затылок.

– Знаете, Александр Васильевич, с ним совсем не трудно, но я его почему-то боюсь. Он привез с собой кучу денег и три раза в день пересчитывает их. Он смотрит на меня так, словно никогда не видел и зовет «сударыней».

У Мани на ладонях были свежие ссадины. Я поцеловал их.

– Старик рассуждает просто. В неизвестном доме и люди должны быть неизвестны. Вот мы вернемся в город, и он живо вас признает. Гармония. Но вот что: куда старик двинулся так уверенно? Откуда на нем тулуп и валенки?

Манечка не отвечала. Она смотрела мне за спину, и глаза ее распахивались все шире. Я обернулся и едва не покатился с крыльца.

По выбитой в снегу узкой тропке шел, пошатываясь, Кнопф. Руки его по-прежнему были склеены, и Лисовский с Сергеем держали его за рукава. Девочки теснились позади.

– Александр Васильевич, – сказала Манечка, ловя уплывающий взгляд моего коллеги, – я его помню.

– Александр Васильевич, – сказал Лисовский серьезно, – по-моему, ему чего-то надо.

Вот здесь события приняли странный оборот. От бестолкового мира, от событий, в которых я ни черта не мог понять, но все же участвовал и, судя по всему, играл какую-то роль, от всего этого нас отделяли белые поля, леса, длинная дорога. К тому же мне пришло в голову, что собравшаяся на даче у барышни Куус труппа более всего подходит для представления старинной загадки «Волк, коза и капуста». В этой загадке полагается еще мужик, управитель козы, капусты и волка. По всему выходило, мужиком быть мне. Но мне вдруг так захотелось, чтобы Кнопфа хватил кондрашка, что стало ясно – мужик из меня никудышный. К тому же неожиданная бойкость старика, который ушел неизвестно куда.

Мне вдруг пришло на ум, что лучше бы не показывать барышню Куус Кнопфу в этом доме, лучше бы исчезнуть ей, пока Володька Кнопф бессмысленно хлопает глазами и таращится по сторонам.

– Мадам! – сказал Кнопф отчетливо. Он-таки совладал с головой и глядел ясно. – Я вас узнал. В тот трагический день… – Тут он застонал и с опаскою принялся ощупывать голову, точно боясь, что она вот-вот скатится с плеч.