Александр Илличевский - Матисс

Они вернулись.

Надя перетаскивала кости, аккуратно складывала у порога. Делала она это аккуратно и ласково. Иногда поглаживала череп.

Человека похоронили за карьером.

Вадя связал березовый крест. Королев укрепил его камнями.

В вагончике Надя навела порядок, и зажили они хорошо.

Вадя рыбачил, Надя была с ним.

Королев ходил по лесу и думал.

Надумал он наконец то, что осень на носу, что дойти по теплу они не успеют и что надо побеспокоиться о зимовке.

Километрах в семи Королев нашел деревню. За ней располагался монастырь. Церкви в нем были разрушены, на территории с конца 1950-х годов располагалась психиатрическая лечебница.

Одна церковь в монастыре восстанавливалась – вокруг нее стояли шаткие леса. Двое мужиков поднимали на них носилки с раствором. Им помогал рослый человек в подряснике, с длинными волосами, собранными в косичку. Было что-то чрезвычайно странное в рваных движениях этих двух мужиков – неловкое и в то же время напористое, словно это были только что разделенные сиамские близнецы, упорные в отталкивании друг от друга, упорные в притяжении…

Постояв, оглядевшись у трансформаторной будки, Королев пошел прямиком в госпитальную столовку. Черная хромая собака встретилась ему на пороге. Уступая дорогу, она обсмотрела его, скакнула – и в глазах ее качнулась кивком пугливость, смешанная с приветливостью. «Такой добрый взгляд бывает у горьких пьяниц», – подумал Королев и, прежде чем войти, оглянулся на унылый сад. На аллейке за памятником неизвестно кому он увидел девушку. Она подбирала кленовые листья – и сейчас подняла к солнцу букетик, любуясь.

За порогом кухни обдало вонью гнилых овощей, и клубы пара – влажно, мерзко, как потные старушечьи плечи в переполненном трамвае, тронули Королева по щекам, запястьям, обвили шею.

Он едва стерпел осмотреться. Марбургские полушарья нержавейных котлов. Лохмы штукатурки. Повелительное наклонение сводчатых толстенных переборок. Гора по грудь картофельных очисток, двадцативаттная дрожащая лампочка, повисшая на ситцевом пояске. Над бело-грязными халатами стояли три пары глаз, источавшие равнодушие.

Один халат встал и выплыл наружу. Спасенный, Королев выпал за ним на крыльцо. Это был широколицый, как соловей-разбойник, человек. Его лысину тщательно скрадывала белая панама. Насмешливая заинтересованность оживляла морщинистое обветренное лицо, которое сложно распялилось на улыбке, обнажившей отсутствие зубов. Другие два молодца появились на пороге, доставая и закуривая заначенные на притолоке бычки.

Не успел Королев и рта открыть, как человек в панаме что-то затараторил. Из того, что он говорил, ничего нельзя было понять. Вся его болтовня была одна лицевая ужимка. Бойко двигая челюстью и выталкивая из просторного запавшего рта язык, человек, казалось, получал наслаждение от самой необузданной подвижности языка. При этом глаза говорящего жили отдельно от мимики и искрились смышленым живым интересом.

Королев беспомощно поглядел на двух других. Один – с поразительно правильными чертами лица, в свитере с высоким горлом под халатом, с вихром над чистым лбом, стремительным носом и толстыми надменно-мягкими губами – качал головой, соглашаясь с товарищем. Другой – загоревший до черноты, жилистый мужик с упорным взглядом – смотрел больше себе под ноги. Иногда он взглядывал на Королева с ненавистью. На месте левого уха у него было ровное место с аккуратной дыркой, а на раскрытой голой груди висела иконка на шерстяной замусоленной нитке, такая закопченная, что ничего невозможно было разглядеть.

– Мужики, где-нибудь пожить не найдется? – медленно выпалил Королев и зажмурился.

Королев познакомился с батюшкой, руководившим строительством. Отцу Даниилу требовались подсобные рабочие, и он согласился взять их троих. Это был крепкий молодой человек с прямым взглядом и особенной статью. Когда Королев узнал, что отец Даниил в юности долго занимался восточными единоборствами, он понял, откуда у священника такая размеренная походка, по которой можно сказать определенно, что перед вами человек твердый, стойкий.

Еще через час он познакомился с доктором, бесстрастным человеком с добрым лицом. Невысокий, плотный, с лысой головой, покрытой беретом, он выслушал Королева и попросил привести к нему для собеседования его товарищей.

– Не пьете? – быстро спросил он, поздоровавшись.

– Ни грамма, – кивнул Вадя.