Дмитрий Быков - Списанные

В голосе его зазвенела такая злоба, что Свиридов не позавидовал борщу.

— А футбол потом посмотришь? — спросил Волошин из правого ряда, где играл в магнитные шахматы с кротким дедком.

— И футбол посмотрю! — отозвался Абрамов.

— А дрыхнуть завалишься?

— Ой, завалюсь! Суббота!

— А храпеть будешь? Чтоб ядрено?

— Ой, буду! — с ненавистью крикнул Абрамов.

— Хорошо тебе, Гриша, — сказал Волошин.

— А тебе чем плохо, Андрюша?

— Да и мне хорошо, Гриша! Приеду домой, покушаю, покакаю, покушаю, покакаю! Хорошо работает организм, никогда так не работал! Газов пущу много, полно у меня газов, прямо Газпром в животе!

Неожиданно Абрамов расхохотался.

— Затейник ты, Андрюша!

— Да не говори, — отозвался Волошин.

Дальше ехали молча, подремывая.

Поздним вечером Свиридову позвонила Тэсса. Он уже засыпал и вскочил с бьющимся сердцем, опасаясь ужасного — ничего другого давно не ждал; что-то дрожало в спине, в шее, перед глазами все кружилось, пересохло во рту.

— Сережа, — сказала она с ласковыми, но железными интонациями, — твоя последняя колонка — не то. Я не буду это отсылать.

— Почему? — спросил Свиридов. Он был настроен на обломы, но не здесь. Здесь-то все должно быть железно.

— Это неправда, Сережа. Ты сам знаешь, что неправда.

В последней колонке Свиридов рассказывал — с небольшими поправками, усмешками и упрощениями, — версию Ромы Гаранина.

— Напротив, я всех опросил, до кого дотянулся. Тэсса, все они посмотрели «Команду» как минимум в первую неделю.

— Это не может быть критерий, Сережа. И прости, но эта колонка написана хуже первых. Я не могу оплатить. И я не буду участвовать распространение версия Гаранин.

Она сердилась, нервничала и начинала игнорировать падежи. Еще чего, падежи. Гастарбайтер не хочет арбайтен, позволяйт себе игнорирен требованья, не хочет, чтобы его махт фрай. Свиридов послал бы ее от всей души, но не мог себе позволить отказываться от работодателя.

— Хорошо, — сказал он. — Я перепишу.

Свободная пресса, что вы хотите.

— Я хочу, чтобы ты понял, Сережа, — повторяла Тэсса, не в силах ограничиться его простым согласием. Ей надо было, чтобы он проникся. — Пойми, ты сценарист, я объясню тебе в твоих словах, чтобы быть понятной. На вас всех есть сценарий, эта ложь — часть сценарий, я не понимаю, как ты не видишь логик…

— Я вижу, Тэсса, — попытался объяснить он. — Но по-моему, при этой версии гораздо наглядней, как здесь устроено…

— Я знаю, как здесь наглядней! — сказала она очень убедительно. — Ты не можешь видеть из списка, но я могу. Я жду колонка завтра не позднее полдень.

— Вас устроит, если это будет о Жухове?

— О да, — радостно сказала Тэсса. — Ты видел его? Как он? По-моему, это настоящий, как это, мужик.

— Иа, натюрлихь, — сказал Свиридов. — Сукин сын камаринский мужик без штанов по улице бежит, знаете, как это говорится?

Но колонку написал, не отказав себе в удовольствии составить последнюю фразу по принципу акростиха: «Жара уходит. Хороша осень, весело и дружно, изнуренные, опадают тополя».

Сделал гадость — сердцу радость.

Сценарий начал осуществляться быстрей, чем Свиридов успел его додумать. Страшно сказать, все, происходившее теперь, начинало напоминать сценарий, самый примитивный, хуже сериального, — как будто все насмотрелись дурного фильма о тридцатых и теперь, в новых декорациях, неподходящими силами разыгрывали древний сюжет. Лица у артистов были неподходящие, таким «Дом-3» вести, а не допрашивать, да и допрашиваемые были гламурны, пустотны, мало пригодны для страданий — нет той начинки, нечем мучиться; но играли, потому что другого не умели. Двадцатого сентября Жухов представился списку и предложил план действий, а через пять дней Свиридову на мобильник позвонил следователь. Номер не определился, и это не предвещало ничего хорошего.

— Сергей Владимирович? — сказал приветливый товарищеский голос, и Свиридов сразу понял, кто говорит. Надо было, конечно, завязать с придумыванием этого сценария, потому что реальность слишком послушно следовала за его лобовыми ходами.

— Да.

— Это двенадцатое управление ФСБ, старший следователь Калюжный.

Двенадцатое, отметил Свиридов, чувствуя, что опять проваливается в болото. И поликлиника была — двенадцатого.

— Слушаю вас.

— Нам давно бы надо познакомиться, не находите?

— Не нахожу, — нагло сказал Свиридов. Страх в первый момент выражался у него так — он наглел.