Ей отвечали сочувственно, но приглашать на жительство к себе никто вроде не собирался.
Тем не менее Бэлла вернулась.
Приехала зимой, и говорили, что все было рассчитано: зимой-то у кого сердце выдержит - отправить на мороз старую женщину.
Но, скорее всего, Бэлла про зиму просто не подумала, так как отвыкла от морозов в чужом климате.
В общем, прожила она месяца три то у одних родственников, то у других.
Ее не обижали, но намекали, что надо определяться с дальнейшим местом проживания.
Кое-какие деньги у Бэллы обнаружились, детям в Америку позвонили, киевские родственники добавили. И вышло, что можно купить однокомнатную квартирку в пригороде - в Броварах.
Свезли кое-какую мебель из той, что наметили к лету на дачу, на радостях переклеили обои, доставили в Бровары Бэллу и пожелали всего хорошего.
Бэлла стала жить. Никого не донимала звонками, не просила о помощи, давала о себе знать лишь изредка, тактично. Деньги ей регулярно присылали дети из Америки, и ни в чем ограничения она не знала. Сырку, колбаски - пожалуйста. И на лекарства хватало.
Словом, все успокоились.
Прошло полтора года.
Неожиданно Бэлла сообщила родственникам, что снова желает переменить место жительства. Хочет обосноваться на своей малой родине - в Остре. Там три поколения родственников похоронены (это если считать до 41-го года), там похоронены ее дед с бабкой и много других родственников, которые не успели эвакуироваться в 41-м, - в братской могиле. И по всему выходило так, если, конечно, упростить, что лучше всего бы ей поселиться на кладбище - такое у Бэллы обнаружилось горячее желание жить поблизости от умерших.
Конечно, не вопрос - можно в Броварах квартиру продать, в Остре дом купить. Но Остер уже не тот. Захолустье. К тому же вода - на улице, туалет - на улице. Магазинов нет. Село и село.
Бэлле на это указали, но она слушать не желала:
- Туда от Киева езды час. Какое захолустье? Что вы меня туалетом пугаете? Ха! Теперь и связь разная, и услуги платные - любые. Я насчет помощи не прошу. Я вас ставлю перед фактом.
Бэлла позвонила детям в Америку и сказала, что перебирается в Остер, как только устроится, сообщит новый адрес.
Дети для виду согласились ждать нового адреса, а сами кинулись обзванивать киевских родственников: в своем ли мама уме.
Те отвечали - непонятно. С одной стороны - восемьдесят лет. С другой - женщина бодрая, практически здоровая по всем органам.
После нескольких разъяснительных бесед Бэлла смягчилась, притихла.
Родственники расслабились.
Месяц от Бэллы не было звонков. Поехали к ней в Бровары - звонили, стучали - тишина. Взломали дверь - в квартире полный порядок, газеты сложены аккуратной стопочкой. Программа передач двухнедельной давности расчерчена разными цветами. Заглянули в шкаф - одежды нет, чемоданов нет. Там же, в шкафу, на стопке белья, под которым Бэлла хранила деньги, записка:
“Не волнуйтесь, я поехала. Бэлла. 5 июня 2004 г.”.
Заявили в милицию: пропала женщина, то да се.
Заявление брать не хотели - пропавшая сильно в возрасте. Наверное, больная. Говорила - на родину поедет? Такие только на родину и ездят. То туда, то обратно. Следить надо, а не с заявлениями прогуливаться.
Однако бумагу взяли. Ясно, чтоб только отцепиться.
Представитель родственников поехал в Остер.
Где искать Бэллу? Походил-походил по улицам. Наконец увидел старика лет под девяносто, в картузе, вроде - еврея. Стал расспрашивать про Гробманов (Бэллина девичья фамилия), старик сразу вспомнил и вызвался показать, где они жили до войны.
- Зачем вам Гробманы? Их давно никого не осталось, - проворчал старик.
- Это здесь не осталось. А Бэлла Гробман жива. Вы ее не встречали?
Старик удивленно посмотрел на приезжего, но на сообщение о Бэлле ничего не сказал:
- Вот ихний дом. Хороший, да? Еще сто лет простоит. В войну здесь немецкий штаб был. Попортили немного, когда наши наступали, а так ничего. Бэйлкин прадед строил. А отец ее из-за этого дома и пострадал. Бросать не хотел. Тут его немцы, говорят, и убили. Прямо на пороге. Можно сказать, отличился Готлиб - первый еврей Остра, убитый… А через дня три остальных расстреляли, централизованно… Коло Десны, у овраге… А он говорил: во-первых, культурная нация, а во-вторых, меня Лейба обменяет, как в Первую мировую. Лейба - сын его. Бэйлкин старший брат - он добровольцем пошел, как объявили. А Бэйлка с отцом. Мать ее еще в 36-м умерла, молодая. Готлиб хромал сильно. Перед самой войной плохой стал - нога не работала. Вот они вдвоем с Бэйлкой и остались… А, шо рассказывать! Война есть война, правильно?
Читать дальше