Михаил Берг - Нестастная дуэль

Отец Бурцева, Юрий Петрович, был как бы копией деда со стороны матери, даром что не родня: копия не родовая, а видовая - тоже среднего роста, по-провинциальному смазлив, изящен и прекрасно сложен; притом добр, но ужасно вспыльчив; супруга же его, Мария Михайловна, чрезвычайно напоминала свою мать, за исключением здоровья, которым Бог ее обделил, и замуж за Юрия Петровича вышла в неполные семнадцать лет. на ее стороне были молодость и богатство, которым располагала ее мать, почему для Юрия Петровича она представлялась завидной партией, а для Марьи Михайловны довольно казалось и того, что Юрий Петрович считался редким красавцем и вполне светским и современным человеком. Судьба, однако, решила иначе, и счастливой жизнью им, увы, пришлось наслаждаться недолго. Юрий Петрович охладел к жене так же быстро, как и его тесть к теще, вследствие чего завел интимные отношения с бонной своего сына, молоденькой смешливой немкой Сесильей Федоровной, и, кроме того, с дворовыми.

С грустной улыбкой Бурцев-младший сообщил мне, что акушерка при его рождении сказала якобы, что его ждут в жизни испытания и что ему трудно будет умереть своей смертью; так или иначе, ее предсказание частично сбылось, но какими соображениями она руководствовалась - осталось неизвестным. Отношения отца с немкой не могли ускользнуть от зоркого ока любящей жены, однажды она якобы застала его в объятиях с Сесильей, что, естественно, возбудило в ней страшную, но тщательно скрываемую ревность, а недовольную зятем тещу привело в негодование. Буря разразилась после поездки супругов в гости к соседям Головниным, в село Кошкарево, отстоящее от Чембар на пять верст; едучи обратно лесом в карете, Марья Михайловна вроде бы не выдержала и стала упрекать мужа в измене; тогда пылкий и раздражительный Юрий Петрович, выведенный из себя упреками, сначала грубо выругал, а потом и ударил ее, причем сильно, кулаком по лицу, что и послужило началом совершенно невыносимому положению, тотчас установившемуся в их семье. С этого же момента с невероятной быстротой стала развиваться болезнь Марьи Михайловны, впоследствии перешедшая в злейшую чахотку, которая и свела ее преждевременно - на двадцать первом году жизни - в могилу.

После смерти и похорон жены Юрий Петрович был вынужден уехать в свое собственное небольшое родовое имение в Тульской губернии, оставив сына и новорожденную дочь на попечении бабушки. Заботливость бабушки о внуке доходила до невероятия: каждое слово, каждое его желание было законом не только для окружающих, но и для нее самой. Когда внуку было около семи-восьми лет, бабушка окружила его деревенскими мальчиками его возраста, одетыми в военное платье; с ними он и играл, имея нечто вроде потешного полка, как у государя Петра во времена его детства.

Для радости внука бабушка выписала из Москвы маленького оленя и такого же лося, с которыми он от нечего делать забавлялся; однако впоследствии олень вырос и сделался весьма опасным даже для взрослых: он наносил своими огромными рогами увечья крепостным, которые избавились от него только благодаря природной хитрости, а именно не давали ему несколько дней кряду корма, отчего он и пал; а лося из боязни, что он заразился от оленя, бабушка приказала зарезать и мясо употребить в пищу, что было в точности и с радостью исполнено. Когда внук стал подрастать - бабушка завела манеру держать в доме горничных, выбирая молоденьких и аккуратных, чтобы ему было не скучно. Когда некоторые из них оказывались в интересном положении, бабушка, слишком зная женскую природу и всегда полагая их виновными, спешила выдать неосторожных замуж за своих же крепостных по своему выбору. Иногда бабушка делалась неумолимой к провинившимся девушкам: их наказывали розгами, моченными в уксусе, отправляли на тяжелые работы или выдавали замуж за самых плохих женихов, а то и продавали кому-нибудь из соседних помещиков.

Сам Бурцев вспоминал, что любил устраивать кулачные бои между мальчишками своего села и победителей, нередко с разбитыми в кровь лицами, всегда щедро оделял сладкими пряниками.

С Х** Бурцев познакомился в Пажеском корпусе, куда поступил на год позже будущего поэта. Наружность Х** была весьма невзрачна: маленький ростом, кривоногий, с большой головой, непомерно широким туловищем, но вместе с тем весьма ловкий в физических упражнениях. Лицо его было темно, обыкновенное выражение глаз в покое несколько томное, но как скоро он воодушевлялся какими-нибудь проказами или школьничеством, то глаза начинали бегать с такой быстротой, что на фоне неподвижных белков зрачки, казалось, метались справа налево, и эта безостановочная работа производилась иногда по нескольку минут сряду. Чтобы дать хотя бы приблизительное понятие об общем впечатлении от этого неуловимого взгляда, можно сравнить его с механикой на картинах волшебного фонаря, где таким образом передвигаются глаза у зверей. Ловкий в физических упражнениях, он крепко сидел на лошади, но так как прежде всего внимание обращали на посадку, а сложен он был дурно, то никогда за хорошего ездока не слыл и в ординарцы его не посылали. По пешему фронту Х** был еще более плох: давали о себе знать те же причины, что и в конном строю, но только усугубленные, - здесь его фигура еще меньше выносила критику. Эскадронный командир сильно нападал на Х** за пеший фронт, хотя тут он точно ни в чем виноват не был.