Михаил Берг - Нестастная дуэль

«Hier X** est rest #233; avec moi jusqu’ #224; trois heures du matin, il a #233;t #233; singuli #232;rement si bien qu’un instant j’eus la pens #233;e de lui c #233;der» [2] Вчера Х*** был со мной до трех часов ночи. Он был чрезвычайно настойчив, так что в какой-то момент у меня мелькнула мысль уступить ему (фр.). . - «Mais porquoi donc cela, madame? [3] Но почему же, сударыня? (фр.) » - спросил ее конфидент, больше, нежели кто другой, понимавший щекотливость ситуации. «Mais je n’aurais pas #232;t #232; f #226;ch #233;e de voir ce qu’il ferait [4] Я бы не отказалась посмотреть, что он будет делать (фр.). ».

Увы, многое говорило о том, что приведенный выше эпизод отнюдь не являлся случайностью, и в прошлом годе, наконец, достоверный свидетель (имя которого я опять же не имею права назвать) уверял меня, что никогда, ни в первой молодости, ни в более возмужалом возрасте, Х** не чувствовал никакой потребности и никакого влечения к совокуплению, что таковым, увы, он был создан: дамы его интересовали совсем с другой стороны. Должно согласиться, что организация такого свойства в высшей степени феноменальна. Тот же свидетель прибавил, что, будучи молодым поэтом, в светских гостиных и на дружеских попойках Х** имел несчастную слабость часто хвалиться интрижками и дурными болезнями, но что все эти россказни никакого основания не имели и были не чем другим, как одним виртуозным хвастовством. Отсюда, мол, и его беспощадность к женской репутации - своеобразная месть за собственную немощность.

Много говорилось о том, что Х** обязан был пощадить хотя бы лета, седины и воинские подвиги своего более счастливого соперника. Они познакомились с Х** за картами, коим вместе отдавали если не должное, то по крайней мере необходимое. Д. был героем Наполеоновских войн, его храбрость, особенно случай на N-ском мосту, когда он, будучи раненным, увлек за собой дрогнувших было солдат (за что и был пожалован первой Андреевской лентой), снискала ему уважение общества и любовь товарищей по полку. Это уважение было так велико, что без малейшего затруднения и без всякого нарекания с их стороны он мог отказаться от дуэли, за какие-то пустяки предложенной ему довольно знатным лицом, приводя причиною отказа правила религии и человеколюбия, да и простое нежелание; все это суммировалось им в виде следующего афоризма: «Si pendant trois ans de guerre je n’ai pas pu #233;tablir ma r #233;putation d’homme comme il faut, un duel, certainement, ne l’ #233;tablira pas» [5] Если в течение трех лет войны я не смог создать себе репутацию порядочного человека, то, очевидно, дуэль не даст ее (фр.). .

Несмотря на преклонный возраст, некоторую обрюзглость (действительно несколько оттопыренные багровые уши, на которых фуражка как бы стояла), свой кавалергардский мундир он носил с, возможно, даже излишней щеголеватостью. Их сблизили вист и фараон, а также то, что Д. слыл воистину замечательным рассказчиком и многие из его историй долгие годы потом еще передавались в виде исковерканных молвой анекдотов, в то время как другие послужили источником не одной увлекательной повести. Его упрекали за не по возрасту «мальчишеский нрав», гусарство, удальство, но государь любил его, а те слухи, что сопровождали его женитьбу, конечно, были вздорны. Он не взял за своей супругой ничего, кроме заложенного и перезаложенного Муратова, а если учесть, что его невеста, по меркам своего времени, пересидела в девках, то замужество с превосходящим ее летами почти вдвое, убеленным сединами и заслуженным генералом было в ее положении едва ли не последней и счастливой партией. Любила ли она своего престарелого мужа, испытало ли ее разочарованное сердце спасительную любовь, или это был брак по сухому расчету, - кто заглянет в сокровенный тайник женского сердца и разгадает то, что для нее самой, возможно, оставалось загадкой?

Д. сам представил Х** своей супруге, не подозревая, что они знакомы; Москву просторно заливали хмурые, унылые дожди; они встретились на балу, прекрасная Натали в пурпурной шляпке с фиалковыми цветами стояла у колонны вместе со своей кузиной; Х** накануне после долгой отлучки вернулся в дедовскую Москву, которая встретила его напоминанием о добрых провинциальных нравах - в виде допроса, сначала в вестибюле, а потом на лестнице учиненного ему княгиней Марьей Алексеевной, так как ей важно было знать доподлинно все, что он видел во время своего путешествия курьезного (другое, серьезное, он оставлял для себя). Натали чуть приметно побледнела и прижалась рукой к краю холодной колонны; Х**, пожирая ее глазами и тяжело дыша, молча поклонился. «Что с тобой, душа моя!» - ласково спросил ее муж. «Как-то душно, прошу меня извинить, я еще, видать, не вполне здорова». Муж удовлетворенно закачал головой, как китайский болванчик. «Где у тебя здесь, мой милый, можно поставить карту?» - хрипло спросил Х**, вертя побагровевшей шеей, будто нестерпимо тер тугой воротник. Д., кажется, ничего не замечал. Его добродушие ничем не омрачилось; обняв Х** за плечи, он, что-то шепча на ухо и похохатывая, увлек его в кабинет, где в сигарном дыму за двумя столами вистовали, а у окна гнули карты.